20o
Исполнилось четверть века с тех пор, как любимая многими севастопольцами заслуженная артистка Украины Татьяна Маркина впервые вышла на профессиональную сцену в качестве исполнителя-чтеца Крымской госфилармонии, отделение которой есть в нашем городе- Я, — сказала Татьяна Викторовна в беседе с корреспондентом «Славы Севастополя», — очень иронично, очень осторожно отношусь ко всякого рода мистическим проявлениям. Но в жизни получается так, что происходящее со мной в профессии, творчестве — все словно кем-то предопределено.
— Как интересно…
— В паспорте у меня записано: родилась в Симферополе. Но мне-то известно, что появилась я на свет в Севастополе. Моя мама приехала сюда погостить к родственникам, но не рассчитала время. Роддом тогда размещался в доме бывшего института последипломного образования, нынче Севастопольского городского гуманитарного университета. Сравнительно недавно из этого уважаемого учебного заведения мне совершенно неожиданно позвонили, чтобы предложить работу преподавателя риторики. Выходит, где родился, там и пригодился.
— Татьяна Викторовна, если можно, не перемещайтесь в своем рассказе во времени через десятилетия. Уверен, что сразу после вашего рождения было тоже что-то интересное.
— Если позволите, мы еще вернемся в гуманитарный университет. Моего отца звали Виктором. Меня собирались назвать Викторией. Но мое появление в этот мир собрались отметить дедушки по папиной и маминой линии. Сидят они за столом, рюмочки чин-чином наполняют, а я ору в постельке что есть мочи. Дедушки возьми да и вспомни стихотворение Агнии Барто: «Наша Таня громко плачет…». Пусть наша внучка, сказал кто-то из дедушек, будет Таней. Так поэзия, большой талант Агнии Барто способствовали обретению мной имени.
— Выходит, вы с младых ногтей как будущий мастер разговорного жанра приобщились к рифме, ритму, образу, мысли…
— Я бы так не сказала, ведь, сидя за партой, мечтала стать медиком. К стихам относилась без особого пиетета, хотя выступала в концертах. А тут в школу однажды приходит поэт Владимир Орлов, видимо, чтобы свои произведения на нас проверить. Где-то к концу встречи он выдает:
Рано утром мама-квочка в класс отправила сыночка,
Говорила: не ленись, не дерись, не петушись,
Поспеши, тебе пора, ну, ни пуха ни пера!
Через час едва живой петушок идет домой,
Ковыляет еле-еле он со школьного двора,
А на нем и в самом деле нет ни пуха, ни пера.
Такое вот незамысловатое, если на чей-то требовательный вкус, стихотворение. Видимо, у меня на тот час было особое настроение, но стихотворение вдруг, а может, и не вдруг, произвело на меня оглушительное впечатление. С ним ко мне пришло убеждение в том, что поэзия — это целый мир.
— Тогда вы и сказали: прощай, медицина?
— Я внимательно следила за творчеством Владимира Орлова. Увлеклась баснями Феликса Кривина, других поэтов. Так стежки-дорожки привели меня из Крыма в Саратовское театральное училище с намерением стать драматической актрисой. Мне позже стало известно, что это театральное училище окончили Владимир Конкин, Олег Янковский, другие нынешние звезды. Мне кажется, я бы могла встретиться с ними в коридорах училища, не подозревая об их великом будущем. Конкурс был громадный. Я не прошла на отделение драмы. Но в приемной комиссии сидел седовласый мудрец. Сидел он так и в свой блокнотик что-то записывал. Это был, как потом выяснилось, руководитель отделения артистов театра кукол Александр Семенович Чертов. Он и мою фамилию внес в свой блокнотик. Чертов возьми да и предложи мне и еще двум-трем неудачникам остаться на его отделении. Папа по этому поводу заметил, что всю жизнь дочь будет играть в куклы.
— И ошибся…
— Ошибся уже в ироничном отношении к отделению, которое возглавлял старый интеллигент Александр Чертов. Бывало, его ученики, я в их числе, дают свой спектакль, а зал заполняют студенты отделения драматических артистов. Некоторые из них не могли удержаться от восхищения, кричали: «Хочу идти в куклы!», то есть к нам, к Александру Семеновичу. Педагог не раз заводил со мной разговор приблизительно так: «Деточка (он имел право на такое обращение, в прошлом году ему исполнилось 95 лет), ты должна готовить себя к преподавательской деятельности». Режиссерский факультет в Ленинградском институте кинематографии возглавлял один из многих его учеников. Требовалось лишь мое согласие сделать решающий шаг. Но я его не сделала, о чем иногда жалею. Мне смешно было оттого, что Александр Семенович видел во мне преподавателя. Но он как в воду глядел, ведь в гуманитарном университете я все-таки преподаю.
— Вернемся к тому, что вы не согласились ехать в Ленинград учиться на режиссера.
— Но были и другие предложения. Вы сейчас удивитесь, зная, что большая часть трудовой биографии приходится на годы работы в филармонии. В Саратове я и мечтать не могла о филармонии. Но в последний год моей учебы студенческие концерты посещал известный в то время и за пределами Саратова автор сатирических, юмористических текстов Лев Горелик. Он работал в Саратовской филармонии и настойчиво приглашал в ее артистический коллектив. Потолок в фойе Саратовского театра кукол, где мы давали дипломный спектакль, подпирают массивные колонны. Они не дадут соврать, как я пряталась за ними от Льва Горелика.
— Но филармонические семена он бросил, и настало время им прорасти…
— С дипломом артистки Саратовского театрального училища я некоторое время поработала в Пермском театре кукол. Но по состоянию здоровья была вынуждена выехать в Крым. Родители к тому времени осели в Алуште. Отдохнув 2-3 дня, поехала дальше, в Ялту. Остановилась в нерешительности возле существующего и сейчас здания местного отделения Крымской государственной филармонии. Зашла в вестибюль. Рассматриваю развешанные по стенам объявления. Ко мне подходит женщина, которая оказалась литературным редактором: что хотите? Я могла бы, отвечаю, предложить свои услуги в качестве чтеца-декламатора. Она обрадовалась, взяла меня за руку и повела на второй этаж к художественному руководителю. Тот отвел меня к ялтинскому мэтру тех лет Вадиму Арбенину. Право, не знаю, это была настоящая его фамилия или театральный псевдоним. Вадиму Андреевичу было уже за 80, но он сохранил и голос, и осанку. Исправно читал со сцены стихи своего кумира — Владимира Маяковского. Он прослушал меня и обратился с не совсем обычной просьбой: «Пусть завтра ко мне отец приедет».
— Так как в школе.
— Точно как в школе. Не менее озадаченного отца я привезла в Ялту. Арбенин сказал отцу, чтобы он купил мне магнитофон для записи собственного голоса, так легче вести самоконтроль. Еще старый артист буркнул, прощаясь: «Вот увидите, ваша дочь еще заслуженной станет».
— Было это…
— В 1978 году.
— А заслуженной артисткой Украины вы стали…
— В 1995 году. Поверьте, совсем неожиданно. Ведь жанр, в котором выступаю, традиционно скромный, кому-то незаметный. Тешу себя надеждой, что мне удалось сделать разговорный жанр заметным. В течение ряда лет мы ездили по городам и весям дружной компашкой: я, певица заслуженная артистка Украины Нина Козлова и пианист Семен Сон. До Луганска и дальше добирались. А вперед шли телеграммы: забронировать 1-и 2-местные номера. Фамилия Нины сопровождалась ее высоким титулом: заслуженная. И всякий раз мы должны были доказывать, что одноместный номер положен Семену Сону, так как он мужчина, а заслуженная артистка Украины вселится в двухместный номер вместе с Татьяной Маркиной.
— По вашим, Татьяна Викторовна, многочисленным выступлениям в городе мне известно, что они проходят с неизменным успехом…
— Все мои концерты в Художественном музее одно время посещала жительница Севастополя, назову ее полным именем — Инга Николаевна Брянцева. Она предложила мне посмотреть книги из ее библиотеки. Включенные в эти книги произведения позже вошли в мой репертуар. Моя почитательница пригласила меня к себе на чай. Очень скоро она подружилась с моей мамой. Как-то они рассматривали семейные альбомы Инги Николаевны. И что вы думаете, оказалось, что она является не такой уж далекой нашей родственницей.
— А бывали провалы?
— От них не застрахован ни один артист. Как-то напрочь вылетел из головы текст произведения, с которым выступала не один год. А однажды, читая рассказ Ефима Добрянского, почувствовала вдруг, что «сажу» отлично начавшийся концерт и мне ничего не оставалось, как прервать чтение, пообещав исполнить рассказ в другой раз. Я пригласила на сцену народного артиста Украины Владимира Буймистера. Не поступи я так, ему пришлось бы поднимать эмоциональный настрой зала с нуля. А так концерт пошел дальше на прежнем высоком накале. А кое-кто в зале мог подумать, что я забыла текст. Еще раз я провалилась, обидевшись на зрителей, которые громко разговаривали. Артист не должен обижаться на зрителя.
— Как вы оцениваете нынешнее cостояние культуры?
— Культура, на мой взгляд, — отражение происходящих процессов…
— Зачем так мрачно?
— Я не о мрачной стороне дела, хотя вы правы, трудности есть. В Севастопольском отделении Крымской госфилармонии, например, прошло сокращение штатов сотрудников. С некоторыми из них мы вместе выходили на сцену. Но светлая сторона наших будней — это наш замечательный зритель. Он не изменил подлинному искусству. Оно по-прежнему востребовано. И это придает веры и сил.
