9o
Теперь и я начинаю верить, что героем рубрики «Профили» может стать любой из нас! В том смысле, что каждый человек по-своему интересен и неповторим. Итак, я сопровождаю знакомую артистку театра, которая подбирает себе платье для нового спектакля. Ей, как и любой женщине, — интересно, мне — муторно. Мы в одном из магазинов «секонд-хэнда» — «вторые руки», надо полагать. Интересно, а если бы она подбирала себе, скажем, нижнее белье, то как следовало бы назвать магазин?! Я отвлекаюсь. Она берет роскошное фиолетовое вечернее платье и скрывается за ширмой. Я топчусь на месте, не понимая, что здесь делаю. Сзади голос. Как принято говорить, «приятный бархатный мужской баритон»: «Не рекомендовал бы вашей подружке это платье. Пусть лучше возьмет вон то, бордовое. Размер такой же, да и смотрится более эффектно! А это… лучше отговорите ее». Оборачиваюсь… На вид — слегка за пятьдесят. Молодцеват, подтянут, с военной выправкой. Спокойный взгляд серо-голубых глаз. Так и познакомились. Павел Михайлович — в необычной рубрике «Профили».- Во-первых, никакая она не "подружка", а…
— Все равно отговорите. У этой вещи… дурная история. А бордо — "чистое".
— Вы хотите сказать, что фиолетовое платье ворованное или в розыске?
— Конечно нет. Но оно принадлежало одной девушке из Мюнхена, которая именно в нем умерла от передозировки. Если ваша… знакомая будет носить это платье, то… как бы поточнее выразиться… Словом, карма той несчастной может передаться. Вы же этого не хотите?!
— Вообще-то я наивно полагал, что вещи тщательно стирают перед продажей.
— Разумеется. Но это не отстирывается никакими средствами. Любая вещь, любой предмет — это своего рода аккумулятор энергии, которую излучают люди и животные. Что бы вы сделали, если бы узнали, что платье, которое примеряет ваша…
— Ее зовут Анна!
— Хорошо. Если бы узнали, что платье, которое примеряет…
— Не моя…
— …да, "не ваша" Анна, — что платье привезено из Чернобыля?! Вы бы отговорили ее?
Стою, как провинившийся школьник, посреди торгового павильона, увешанного всевозможными вещами, некоторые из которых, как выяснилось, могли принадлежать умершим наркоманам, разбившимся мотоциклистам, повесившимся тетям и дядям из далекой Европы. А "не моя" Анна в это время примеряет платье "из Чернобыля", а некий, теперь уже подозрительный, мужчина отчитывает меня не пойми за что!
— Простите, но я не понимаю, что вы здесь делаете? Я-то пришел со своей знакомой, которой для спектакля надо подобрать приличное платье, а вы?
— Мне стало любопытно, какую вещь выберет ваша знакомая. Знаете, я иногда прихожу сюда и просто наблюдаю.
— Вы всех покупателей предупреждаете о вещах "из Чернобыля"?
— Нет, только тех, кто может поверить в то, что я говорю.
— А откуда у вас эти… способности? Такое ощущение, что вы либо из органов, либо из…
— Психушки?! Мне уже такое говорили. И не раз. Нет, просто я пишу книгу о биоаккумуляторах, а в таких магазинах собираю материал. Вот смотрите: у вас дома есть какая-то вещь, которая перешла к вам по наследству, и вы точно знаете, кому она принадлежала. Ну, там, старый бабушкин плед или трубка деда… Когда вы к ним прикасаетесь, что чувствуете?
Трубки деда у меня нет — он курил сигареты, а вот… бабушкино одеяло. Под ним как-то особенно тепло. И воспоминания из детства. Еще сохранился ее гребешок, который до сих пор пахнет бабушкой.
— Получается, что любая вещь сохраняет память о своем хозяине?
— Вот именно! Вещи, как губка, впитывают все мысли и чувства своего первого хозяина. А как только происходит смена владельца (по разным причинам!) — вещь излучает накопленную энергию, что обязательно скажется на новом хозяине. Вот смотрите: что это?
Я смотрю на отдел детских игрушек, где выстроились всевозможные зайчики, собаки, бегемоты, черепахи и крокодилы. Зайчиков почему-то больше всех! Только сейчас заметил, что у всех детских игрушек печальные глаза! Тоже "из Чернобыля"?
— Детские игрушки.
— Правильно! Прикоснитесь к любой из них. Прикоснитесь, они не заразные.
С каким-то смешанным чувством беру в руки плюшевого пуделя. Обнюхиваю. Пахнет "секондом", больше ничем. С виду чистый, ухоженный, упитанный.
— И что?
— Да ничего! Вы своему ребенку подарили бы такого?!
— Не знаю. Наверное. А почему нет?
— Уже хотя бы потому, что пятилетняя девочка, которой папа подарил этого пуделя…
— Умерла от передозировки?
— Не смешно. Нет, она не умерла, но эта игрушка была с ней, когда она тяжело переболела ветряной оспой! Эта игрушка постоянно была с ней в одной кроватке, она спала с ней в обнимку, а по ночам просыпалась от невыносимого зуда и высокой температуры. Плакала и шла в спальню к маме, а потом…
— Откуда вы все знаете про эту девочку? Почему я должен вам верить?
— А вы сами не чувствуете?! Вот закройте на секунду глаза и прижмите пуделя к лицу.
Закрываю. Прижимаю. Ради чистоты эксперимента. Перед глазами стоит образ незнакомой девочки, которая плачет, уткнувшись мне в лицо. Успокаиваю себя мыслью, что образ девочки возник под воздействием красочного рассказа моего… Откуда он вообще взялся? Господи, ну почему женщины так долго примеряют платья? За это время можно было бы раз пять… Туда и обратно!
— Вот видите! Чем игрушечный пудель принципиально отличается от другой вещи: ботинки, платье, куртка, джинсы?.. Мы покупаем вещь потому, что она гораздо дешевле, чем такая же из бутика, но вместе с ней мы покупаем за свои деньги чужую судьбу, чужие боль и страдания, чужое несчастье. Разве не так?!
Из примерочной наконец-таки появляется Анна в обворожительном фиолетовом с блесками платье. При виде незнакомого мужчины рядом со мной ничуть не смущается: "Ну как? По-моему, очень даже. Именно такое платье я и искала. Беру".
— Аня… (после всего услышанного я меньше всего хочу, чтобы моя знакомая ходила в платье, в котором умерла молодая немецкая наркоманка. Интересно, а если бы я не знал всей предыстории?! Мы бы наконец вышли из этого "кладбища чужих судеб", Анька, счастливая, поехала бы в театр хвастать обновкой, а я бы… Теперь, после пуделя, мне уже этого не хочется. А вдруг этот странный мужчина не врет в отношении биоаккумуляторов? Тогда Анька, каждый раз надевая платье на спектакль, будет носить в себе частичку чужой трагедии…) — Если тебе интересно мое мнение, то платье… В общем, оно тебя полнит. Не думаю, что Чехов видел такой свою Машу Медведенко. Пока ты там вертелась перед зеркалом, мы с…
— Павел Михайлович.
— Да, мы с Павлом Михайловичем подыскали тебе другое платье. Попробуй вот это.
Я снимаю с вешалки стильное бордовое коктейльное платье. Павел Михайлович пристально смотрит на Аню. Та, онемевшая от моих комментариев, растерянно смотрит то на платье, то на меня. Выхватывает платье и скрывается в кабинке, бормоча что-то себе под нос про "тупорылых мужчин, ничего не понимающих в театре". Похоже, у нас есть время. Довольно много!
— Вам не кажется, что если это интервью пропустит мой редактор и его опубликуют, то люди станут бояться носить, хотя и качественные, но чужие вещи с "плохой" энергетикой? Впрочем, я слышал, будто наше правительство собирается закрыть все магазины "секонд-хэнд". Вы и им рассказали про свою теорию?
— Первый раз об этом слышу! Вы поймите: для меня эти магазины — лишь материал для книги. Я же никого не призываю бойкотировать "секонды" — нет! Вот вы согласитесь добровольно, да еще и за свои деньги носить… ну, скажем, это пальто?
Смотрю на пальто. Пальто как пальто. Правда, после услышанной истории про пуделя и ветрянку начинаю подозревать его предыдущего хозяина в гомосексуализме! Нет, носить это пальто я не хочу!
— Я пальто вообще не ношу. Предпочитаю куртки. А что с его хозяином? Он тоже?..
— Нет, с ним более-менее… Живет в Праге. Развелся. Попал в аварию. Потом его фирма обанкротилась. Пьет. Хотите его пальто поносить?
— Нет, спасибо. У меня все то же, но я не обанкротился лишь потому, что у меня не было и нет своей фирмы. Слушайте, а почему бы вам не работать консультантом в сети магазинов "секонда"?! Солидный приработок, да и материал для книги быстрее набрали бы. Можно еще и прослеживать судьбу тех, кто не послушал ваших историй и купил "плохую" вещь…
— Я понимаю вашу иронию. Понятно, что мне никто не поверит, но… Вы бы стали носить вещи своего повесившегося друга? Именно друга, которого вы очень давно и хорошо знали, любили его, а он — раз, и в петлю. А его родственники в знак уважения отдали бы все его вещи. Из добрых побуждений, между прочим! Стали бы?
Мурашки по коже! Нет, не стал бы. Лихорадочно вспоминаю, когда и что я в последний раз покупал в "секонде". Джинсы. В прошлом году. А вдруг до меня их носил наркоман? Или педофил?! Или?..
— Слушайте, а почему я должен вам верить? Если бы я не услышал эту трогательную историю про девочку со свинкой…
— С ветрянкой.
— Да, с ветрянкой, то Анька уже давно бы купила это одиозное платье и вполне счастливо играла бы в нем Машу.
— Мне просто захотелось вас предупредить, а дальше — делайте то, что считаете нужным. И ваша… простите, "не ваша" Анна — тоже. Но имеет ли смысл испытывать судьбу? Нам с вами хватает и собственных неприятностей, зачем брать на шею чужой груз?
Вот, собственно, и вся история. Павел Михайлович ушел, я пристально вглядывался в глаза детских игрушек, Анька перемеряла еще несколько платьев, пока, наконец, окончательно не остановила свой выбор на… бордовом. Мне захотелось побыстрее прийти домой и помыть руки хозяйственным мылом. Нет, принять душ. А потом обтереться спиртом! А ночью мне снилась разорившаяся пятилетняя девочка, болеющая сибирской язвой, вкалывающая себе двойную дозу героина!
