13o
Включив космическую скорость, летит время. Кажется, не 25-40 лет назад, а вчера читатель с нетерпением разворачивал свежие номера "Крокодила", "Перца", "Огонька", "Москвы", "Невы", ялтинской "Курортной газеты", других столичных и местных периодических изданий с очередными подачами зооафоризмов, поэтически обработанными высказываниями Ивана Балакирева — шута Петра Великого, окрашенных юмором крымских легенд, басен, фельетонов… Только назови зооафоризмы — и старый любитель острого словца вспомнит их автора, Николая Полотая. Он ушел от нас в конце прошлого века, в декабре нынешнего года исполняется 100 лет со дня рождения этого поэта и прозаика. Николай Исидорович — потомственный севастополец. Его детство и юность прошли в нашем городе. Здесь он получил и жизненную закалку.Памятник Владимиру Маяковскому в Москве Николай Полотай увидел в зрелые годы. Поэт в бронзе показался ему трибунным и пафосным. "Более человечным", как впоследствии напишет Николай Исидорович, запомнился Владимир Владимирович во время предпринятой им поездки по Крыму с докладом "Мое открытие Америки" и чтением стихов "о разных странах".
К слову будет сказано, что сегодня маршрут путешествия маститого поэта можно восстановить по мемориальным доскам, когда-то открытым в ряде крымских городов. Не увековечены таким образом лишь факты посещения поэтом Севастополя.
Крымчане принимали Владимира Маяковского со свойственным им гостеприимством. Восторженно. Но были люди, и немало, которые чинили препятствия организаторам встреч поэта с подлинными ценителями его таланта. Так, в Севастополь Владимир Владимирович приехал 6 июля 1926 года. Его первую встречу с местными любителями поэзии намечалось провести в клубе моряков имени Шмидта. Но в последний момент явные недоброжелатели поэта из местного комитета МОПР по надуманному поводу отказались предоставить гостю зал. Скандал попытались хоть как-то сгладить с помощью предшественницы нынешней "Славы Севастополя" — газеты "Маяк Коммуны". На ее страницах было помещено письмо Владимира Маяковского, в котором он назвал причину срыва его выступления в клубе.
Не сидели сложа руки и горячие сторонники поэта. Они так себя и называли — "маяковцами". К самой активной их части и принадлежал Николай Полотай. В ту пору ему еще не исполнилось и 17 лет. Но он уже писал стихи.
Николаю Полотаю и его верным друзьям — Матвею Грунину (кстати, впоследствии известному крымскому поэту), юному художнику Владимиру Пекарю и другим ребятам — стало известно об объявленном в клубе совторгслужащих альтернативном мероприятии под с виду нейтральным названием — "Лекция о Маяковском". Но некий лектор был хорошо известен как ярый "антимаяковец". Естественно, Николай Полотай и его единомышленники решительно устремились по указанному в расклеенных по городу афишах адресу с единственной целью — защитить любимого поэта. Юноши оборвали монолог вальяжно вышагивающего по сцене лектора в том месте, где он заявил, что стихи Владимира Маяковского непонятны, полны тумана…
На сцену взбежал самый смелый и решительный из них — Николай Полотай. Эхом откликались в зале строки стихов любимого поэта:
Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише ораторы!
Ваше слово, Товарищ маузер…
И зал предпочел слушать не лектора, а произведения Владимира Маяковского. Вылазка его недоброжелателей провалилась. Владимир Владимирович вновь приехал в Севастополь 17 июля. На сей раз его выступление в нашем городе прошло с успехом, о чем свидетельствовал переполненный зал горсовета. Конечно, сюда пришли Николай Полотай и его друзья, чтобы послушать своего кумира. Это — во-первых. А во-вторых, при необходимости ребята были готовы вновь встать на защиту гостя от возможных нападок на него со стороны противников новой поэзии.
Мозг юного Николая Полотая сверлили два слова: "Ледорез "Литке". Ему неведом был Литке. Но название корабля запомнилось из разговоров взрослых. Ледорез и теплое южное море… Но однажды свершилось чудо: у севастопольского причала Николай Полотай и его друг Дюча увидели стальную махину, на борту которой прочитали: "Литке".
Еще ребята узнали о предстоящем дальнем плавании ледореза: часть его маршрута была проложена по Северному морскому пути. Как незаметно проникнуть на корабль? А никак. У трапа постоянно находился дежурный. Наконец обратились к нему с просьбой позвать капитана. Но вышел боцман.
— Дяденька, возьмите нас с собой в качестве юнг, — взмолились ребята.
— Юнгами, говорите, — глаза боцмана стали хитрыми-хитрыми. — Это обсудить надо. Приходите дня через три.
Полотай и Дюча пришли через два дня. Но "Литке" в Севастополе словно и не было. Сон — не сон.
Николай Полотай пошел в отца Исидора Карповича. Самые недоступные уголки подвального пивного склада завода "Южная Бавария", где Полотай-отец был старшим, были отведены для хранения принадлежавших подпольщикам типографских шрифтов и краски, бумаги и даже бомб. Исидор Карпович был своим в кругу единомышленников лейтенанта Петра Шмидта, а также организаторов побегов революционеров из севастопольской тюрьмы, в том числе и Антонова-Овсеенко.
Задиристость, решительность, смелость у Николая Полотая были от отца. В фондах Национального музея героической обороны и освобождения Севастополя, должно быть, до сих пор хранятся квитанции и письмо Полотая-старшего в Москву на имя главнокомандующего: "…Я по своему возрасту не могу защищать Родину с оружием в руках. Работаю на трудовом фронте пчеловодом. Выполняя свой патриотический долг, вношу в оборону страны сто тысяч рублей из своих личных сбережений и для раненых воинов сто килограммов меда со своей приусадебной пасеки. Прошу вашего разрешения: на внесенные мною 100 000 рублей приобрести самолет-истребитель, дать самолету имя убитого на войне сына моего — Александра Полотая…"
А где в это время был еще один сын Исидора Карповича — Николай?
В послевоенные годы в Доме творчества услужливый клерк спросил Николая Исидоровича: "Вы участник войны?" Вопрос, видимо, прозвучал с той целью, чтобы сатирику предоставить лучшие условия для отдыха и работы. Николай Полотай ошарашил собеседника ответом: "Я — участник жизни". Эти слова стали заголовком пронзительного очерка о Николае Исидоровиче, написанного в наши дни севастопольцем Николаем Тарасенко, — "Участник жизни". Они написаны так, как мог написать только Николай Федорович — друг и побратим Николая Полотая по литературному цеху.
"Начиная с 1937 г. Николай Полотай работал на Севере: лесоповальщиком, на золотых приисках, на строительстве дороги через тайгу", — говорится в биографической справке автора выпущенного в 1969 году издательством "Крым" сборника избранных произведений Николая Исидоровича "Вдоль и поперек", видимо, к 60-летию со дня его рождения. Теперь мы знаем, чем для страны обернулся 1937 год, известно также, кто на Севере сосны валил, кто через стылый лес прокладывал дорогу.
Предисловие к книге "Вдоль и поперек" написано Виктором Ардовым. "Чем короче сочинение, тем острее его надо писать, — говорится в этом предисловии популярного в то время московского сатирика. — В числе мастеров краткоговорения мы смело назовем Полотая". Нам дано лишь догадываться, за какие такие остроты оказался в местах не столь отдаленных Николай Полотай — сотрудник "Крымского комсомольца", автор единственного довоенного сборника стихов "Конкретные предложения". "Фигура русского шута — героическая и трагическая", — много позже с горечью напишет Николай Исидорович не столько об Иване Балакиреве — шуте Петра Великого, сколько о самом себе. "Если я увижу цель, — говорил Николай Полотай, — меня не удержишь".
Всего два года спустя после десятилетней отсидки Николай Исидорович публикует свои произведения и не где-нибудь, а в "Крокодиле", но только в 1957 году плодовитого писателя принимают в творческий союз.
И сейчас еще у букинистов можно приобрести тонюсенькие, малого формата книжечки библиотеки "Огонька" с логотипом этого журнала чаще в правом верхнем уголке гибкой обложки. Выходили также книжечки библиотеки "Крокодила". Они, как и книжечки "Огонька", пользовались бешеной популярностью. Не только из-за своей дешевизны. Отдельно выпускались лишь лучшие из лучших произведений, иными словами, "гвоздевые" литературные материалы. Сколько же "забойных" басен, фельетонов, юморесок Николай Полотай опубликовал на страницах "Крокодила", что их, лаконичных по форме — краткоговорений, как заметил Виктор Ардов, — набралось на восемь книжечек серии библиотеки этого журнала. Восемь! Рекорд и для авторов "Крокодила", и для авторов "Огонька". Даже проверять не нужно — рекорд. Произведения Николая Полотая публиковались в периодических изданиях, выходили отдельными книгами. Их читали с эстрады, в том числе такие мастера, как народный артист СССР Михаил Жаров, заслуженный артист РСФСР Борис Попов. С чтением своих произведений выступал и сам Николай Полотай и делал это отнюдь не хуже профессиональных артистов.
Книга "Вдоль и поперек", вышедшая в 1969 году, была 20-й по счету в творческой библиографии сатирика. Но Николаю Исидоровичу было отмеряно еще свыше полутора десятка лет плодотворной литературной жизни, а значит, выходили новые книги. Изданные в 1978 году в Киеве и в 1984-м в Симферополе сборники прозы "Родные берега" и "Черноморская мадонна" целиком составлены из документальных очерков и рассказов о городе детства и юности — Севастополе. Не просто литература, а документы. Правдивые документы, тем не менее не лишенные эмоций, чувств, света, чистого воздуха, тепла.
В одном из очерков Николай Исидорович пишет об исчезнувшей, но живущей в памяти севастопольцев старшего поколения архитектурной достопримечательности Севастополя — знаменитом грибке на Приморском бульваре. Под сенью его "шляпки" из бетона крымские стихотворцы Николай Полотай, Владимир Апошанский, Яков Чапичев устраивали жаркие поэтические дуэли. Военный журналист Владимир Апошанский погиб утром 29 сентября 1943 года на Таманском полуострове. Яша Чапичев дошел до польского города Вроцлава, где в 1945-м в безнадежной ситуации поднял воинов в рукопашный бой. И победил, но погиб. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. В конце ноября 1979 года 70-летний Николай Полотай, несмотря на боль в области сердца, приехал в продуваемый промозглыми сивашскими ветрами Джанкой на открытие памятника Якову Чапичеву. Степная крымская столица — малая родина героя. Там мы и познакомились.
Сейчас об этой встрече 30-летней давности напоминают книга с автографом Николая Исидоровича и пяток его писем. "Я болел и сейчас болею. Сердце! Мне запрещали поездку в Джанкой по состоянию здоровья, но я поехал. А потом почувствовал себя хуже. Но я рад, что поехал. Все же присутствовал на открытии памятника моему душевному другу юности". Строки из них: "Сейчас все еще в "сердечном пике". Тем не менее звоните в любое (это слово подчеркнуто. — Авт.) время. Я — "домушник", пишу дома".
Эти слова написаны тридцатилетие назад, а мне кажется, что вчера. Такие светлые, как Николай Исидорович, люди, тем более с севастопольской закалкой, не уходят.
