9o
3 июля, в официальный день окончания второй обороны Севастополя, принял первых посетителей музейный историко-мемориальный комплекс Героическим защитникам Севастополя. И если раньше на протяжении последних лет севастопольцы и гости города имели возможность побывать в казематах, кубриках, коридорах возрождаемой 35-й береговой батареи, то ныне перед нами предстал грандиозный мемориальный комплекс. В Пантеоне Памяти на отдельных табличках увековечены имена 23 тысяч защитников города из более чем 40 тысяч человек, известных по Книге Памяти. А всего, как свидетельствуют факты, в Севастополе было оставлено более 78 тысяч защитников города. И сколько из них остались навечно лежать на развороченном херсонесском берегу!И вот теперь, спустя почти 70 лет, потомки имеют возможность не только прочитать их имена, но и всмотреться в лица. Ничего подобного прежде видеть не приходилось. Посетители оказываются в эпицентре последних боев. Вокруг — панорама разрушенного города, боевые позиции, брустверы, окопы, орудия. А на темном, усыпанном звездами небосводе появляются лица. Мужчины и женщины, молодые, зрелого возраста и совсем еще дети, военнослужащие и гражданские — они плывут по куполу пантеона. Одно лицо сменяется другим. В матросских бескозырках, в офицерских фуражках, касках, пилотках, ушанках… Постепенно изображения, уступая место новым, растворяются в вечности и уходят в небытие. Зажигаются свечи.
"Они сказали, что все закончилось 3 июля. Не верьте им, это неправда! Мы дрались и 4-го, и 10-ти, и даже 17-го! У нас не было выхода. Это было так давно, что многие наши лица стерлись из памяти людей. И вот — мы снова живы. Мы возродились в потомках… Запомните нас такими, какими мы были в сорок втором. Мы здесь. Посмотрите, как мы были молоды и красивы, как любили жизнь. Идите, люди!"
Да, сегодня звучат их голоса. И все остальное — лишнее.
Из воспоминаний санинструктора Ивана Калюжного: "Собрались мы в Камышовой бухте. Ночью к берегу подошли два торпедных катера. Моряки крикнули: раненых берем в первую очередь. И тут начался ужас. Все поднялись и пошли на катер, ведь почти все были раненые. Люди лавой полезли на катер, и он сел на грунт. Второй катер начал буксиром его тянуть, а люди лезли лавиной. Тогда пулеметчик прямо в упор отсек толпу. Мы еще некоторое время шли за катером, прямо по трупам, а потом отстали. Взошла луна, на рейде отчетливо были видны два больших корабля. Через несколько минут на кораблях дали прощальные склянки: "дзинь-дзинь", и они ушли".
Из воспоминаний медсестры Надежды Наконечной: "Высокие чины улетели на Большую землю. А мы остались под скалами. Пещеры были забиты людьми. Все сидели по шею в морской воде. Стояла сильная жара, трупы в воде разбухали, вода была ржаво-рыжая от людской крови. Весь берег был усыпан людскими телами. Я сидела в пещере пять суток, а на шестой день фашисты зашли катерами в бухту и прямой наводкой стали стрелять… Нас гнали долго. Потом долго везли. Из Севастополя я попала в концлагерь Равенсбрюк. Мой лагерный номер 17295".
Из воспоминаний офицера Бориса Кубарского: "Зной. Адская головная боль. Сильно болит забинтованная рука. Спустился из пещерки к воде, оттолкнул мерно колыхаемые волной трупы, пригоршней напился. Наверху немцы кричат: "Рус, сдавайся!" Стреляю вверх в немцев из своего ТТ. Остался еще один патрон. На моих глазах один сержант, который сидел на корточках, поставив автомат меж ног и, поглаживая его, быстро выстрелил себе в лоб. А мне? Стреляться? Не стреляться? Стреляю в немца наверху и выбрасываю ТТ в море. Опять забытье, а потом гортанные немецкие крики рядом. Пинок сапогом. И мы в общей нескончаемой цепи медленно бредем вверх. Перед спуском в Инкерман я увидел, что колонна пленных растянулась так, что не видно ни ее начала, ни конца… А дальше были лагеря: в Нюрнберге, Моосбурге, Мюнхене".
Из воспоминаний командира 3-го дивизиона 99-го артполка Захария Олейника: "Я не понимал, не мог представить, как можно "уйти", бросив столько людей на произвол судьбы! Как совместить в сознании слова "командование" и "ушло"? Со стороны кто-то громким голосом выкрикивал: "Братцы-севастопольцы! Удержим бухту! Ночью подойдет флот для эвакуации!" А восьмого июля настал тот день, когда оборона закончилась для меня и многих тысяч наших бойцов. Колонна, дорога и плен…"
Из воспоминаний краснофлотца Григория Замиховского: "Вывозили раненых всего две эскадрильи транспортных "дугласов". Летчики шли по полю и указывали пальцем, кого загружать в самолет. Они прошли уже мимо меня, вдруг пилот развернулся и говорит: "Вот этого морячка в тельняшке забирайте". Загрузили самолет полностью… Приземлились в станице Кореновской. Я лежал на земле и рыдал беззвучно. А нашего знаменитого севастопольского хирурга Кофмана, оказывается, расстреляли немцы. Он мог улететь, у него был посадочный талон на один из последних самолетов. Но он отдал его медсанбатовской медсестре, которая была беременна. В госпитале с ранеными севастопольцами беседовали комиссар и особист госпиталя и просили не сообщать негативную информацию о последних днях обороны. Вот так".
И не сообщали. И не рассказывали. И не писали долгие десятилетия.
Ныне в память о погибших защитниках Севастополя на территории комплекса возведена часовня во славу архистратига Михаила, покровителя небесного воинства. Создана она на том самом месте, где была обнаружена шестерка бойцов, сжимающих в руках винтовки. Освятил часовню митрополит Симферопольский и Крымский Лазарь.
До позднего вечера на мемориальном комплексе не прекращался поток посетителей. Экскурсии, демонстрация фильма "Нас не слышит земля", встречи и воспоминания участников обороны. Вечером на площади хор Сретенского монастыря исполнял песни военного времени. Сотни, тысячи человек прикоснулись своими сердцами к трагическому подвигу защитников Севастополя.
