11o
севастопольских редутов, в отличие от большинства академистов, «отсиживался» в период первой обороны нашего города самый плодотворный и самый, пожалуй, достоверный живописец из целой плеяды тех мастеров кисти и автолитографий, чьими талантами было по «горячим следам» соткано макраме героизма и доблести защитников Севастополя в Крымской войне 1854-1855 гг. Речь пойдет о знаменитом российском художнике-баталисте и рисовольщике-графике середины XIX века Вильгельме Фридриховиче Тимме, которому сегодня исполняется 195 лет со дня рождения….В остзейских землях Российской империи отец в будущем замечательного художника-баталиста В.Ф. Тимма входил в когорту влиятельных государственных мужей. Он возглавлял Рижский магистрат. В его семействе, если касаться особых пристрастий в мире искусства, несомненно царил дух особого — почтительного отношения к музыке. Достаточно упомянуть, что ни один из всемирно известных композиторов, посещающих Ригу, не преминул оказаться приглашенным на званый обед к бургомистру. Роскошный особняк Тиммов на улице Маза Яунелис, близ Домского собора, хранит в своих стенах «стенографию» некогда музицирующих здесь нежного романтика Листа, автора чарующе-суровых лейтмотивов Вагнера, феерического виртуоза Паганини…
Неудивительно, что четверо детей Фридриха Тимма стали впоследствии весьма известными в империи музыкантами. И только первенец — Георг Вильгельм — пошел особой дорогой, избрав в качестве жизненно важных инструментов «манипулирования» своей судьбой кисть и литографический карандаш.
…Помнится, в одной из экскурсий по Третьяковской галерее в конце 60-х годов мне посчастливилось попасть на «лекцию по интересам», посвященную вкладу российских художников в создание летописи событий первой обороны Севастополя. И вот что, как говорится, забавно зацепило: рассказывая о творчестве В.Ф. Тимма, гид подчеркнул интересную деталь — в фондах музея хранится альбом с рисунками… двенадцатилетнего Вилли Тимма. К теме Крымской кампании 1854-1855 гг. они никакого отношения, разумеется, не имели. А вот возраст художника, чьи произведения удостоились чести быть занесенными в генеральный каталог галереи, оказался, по сути, рекордным…
Вильгельм Тимм с 14 лет получал возможность постичь научные азы любимого дела в Российской императорской академии художеств под опекой давнего друга своего отца — профессора батально-живописного класса А.И. Зауервейда. Так и обозначилась на всю оставшуюся жизнь знаковая профессиональная стезя Тимма — военная тематика, в частности масштабные батальные события в отечественной истории.
Вскоре он становится пенсионером царского Кабинета после участия в написании в соавторстве со своим учителем яркого образца академической батальной живописи «Битва при Кульме». Но вот какая здесь «выпадает фишка». Все материалы для будущей картины художники «свиты Зауервейда» добывали, естественно, в мирных условиях, воссоздавая лишь со слов очевидцев и библиотечных «червей» «великий день торжественного боя», как изволил выразиться профессор Зауервейд в пояснительной записке на имя государя, испрашивая разрешение на заграничную командировку своих учеников — А. Коцебу и В. Тимма.
Но для Вильгельма Тимма такой (кабинетный) метод творчества всегда был неприемлем. Ему явно претили и огромные полотна, в центре которых, как правило, доминировала помпезная фигура полководца в окружении безликих подданных, одетых в соответствующие времени и месту такие же безликие мундиры.
А потому художник рвется на реальный театр боевых действий, как он выражался, «в гущу натуры». Этому счастливо способствовало парижское знакомство с талантливым французским живописцем Горацием Верне — его новым наставником.
В 1845 году Тимм и Верне отправляются в Алжир, где Тимм в условиях военной экспедиции создает десятки зарисовок с натуры: это французские солдаты, их бивуаки, их окопный быт, их радости и печали…
Но первые настоящие военные действия — порох, кровь и трагизм смерти — Вильгельму Тимму удалось запечатлеть на Кавказе, куда он прибыл в 1849 году с царским письменным наказом наместнику кавказскому «принять Тимма под особое покровительство».
Здесь-то ему как раз и пришлись весьма кстати навыки художника-документалиста, приобретенные в северной Африке. Сотни акварельных набросков и литографических рисунков казаков и пластунов (как офицеров, так и солдат), кавказских горцев-азнауров, жанровые сценки, схватки в засадах — все это затем в С.-Петербурге было перенесено в литографии Мюнстера на эстампы. И никакой вам глянцевой парадности: мы видим на офицерах с учетом зимы явно не по стандарту перешитые воротники шинелей, а на порядком потрепанном мундире солдата — небрежно закрытое шейным платком место оторвавшейся пуговицы. Все как есть.
Таким образом и была положена первооснова в будущем знаменитого печатного издания «Русский Художественный листок» — живописное приложение к летописи отечественной военной истории России в XIX веке.
Художник-баталист В.В. Верещагин так отозвался об этом тиммовском детище: «Лучшая страница его жизни».
Весной 1851 года в Санкт-Петербурге увидел свет первый номер этого необычного тогда средства массовой информации. Издавался «Листок» три раза в месяц и представлял собой черно-охристого колера литографические листы-иллюстрации с аннотационными примечаниями. Иногда они представляли собой изящные мини-эссе и воспринимались как художественные лицевые сводки с места события, являя зачастую шедевры карандашного искусства.
Издателем и художником большинства портретов и жанровых сценок выступал сам В. Тимм. Но он предлагал активно сотрудничать в «Листке» и именитым своим собратьям по кисти: это И. Айвазовский, Г. Гагарин, В. Маковский, Н. Сверчков, П. Федотов, внук А. Радищева А. Боголюбов, учитель Тимма А. Зауервейд и другие. Редактирование текста было поручено мэтрам постпушкинского литературного пространства — Н. Гречу, Ф. Булгарину и И. Ремезову.
Всего увидели свет 432 номера «Русского Художественного листка». Из них чуть более ста номеров посвящались севастопольским реалиям в ходе Крымской кампании. Именно листы севастопольского комплекта оказались самыми лучшими, видовые и сюжетные рисунки шли нарасхват на российском издательском рынке.
К чести сотрудников Национального музея героической обороны и освобождения Севастополя в его фондах ныне собрана и хранится полная подборка тиммовских сюжетов на тему «Крымская кампания 1854-1855 гг.»
…Весной 1854 года по своему заветному желанию и по прямому велению царя Вильгельм Тимм отправляется на бастионы Севастополя, сопровождая великих князей Н.Н. Романова и М.Н. Романова. Находясь в их свите, художник получил возможность делать зарисовки непосредственно «на лафете» боевых действий.
Десятки его военно-исторических миниатюр воссоздают истинный облик войны с индивидуализацией лиц, с острым вниманием к элементам ратного быта, с тщательной детализацией солдатской манеры одеваться и носить оружие, что касается и офицеров. Иногда зоркий глаз классного художника останавливался и на тех мельчайших штрихах в амуниции севастопольских защитников, которые шли как бы вразрез с циркулярными уставными параграфами, скажем, ношение саперных лопаток и патронташей. Но именно так их носить было удобно!
Отдельного разговора заслуживает подход В.Ф. Тимма к изображению фигур «высшего пилотажа» — героев Севастопольской страды в адмиральских эполетах и генеральских погонах. Главное, чего добивался Вильгельм Фридрихович, — это достижения полного сходства его именитых персонажей. Кому сегодня известно, у кого, как говорится, постоянно «на слуху» полотно несомненно талантливого русского живописца В. Маковского «Смертельное ранение адмирала П.С. Нахимова. 28 июня 1855 года»? Эта картина разве что «различима» сегодня в обзорных тематических каталогах. Что же мы видим на первом плане полотна? Адмиральский эполет. Лица смертельно раненого героя Севастопольской страды почти не видно, один подбородок. Такого абриса в изображении известного на всю Россию адмирала В.Ф. Тимм никогда бы себе не позволил. Вот почему его портрет Павла Степановича Нахимова считается и по сей день самым достоверным, не входя, кстати, ни в какое сравнение и с рисунком И. Прянишникова «Нахимов у блиндажа 3-го бастиона во время разрыва бомбы».
…О том, как Вильгельму Тимму удалось-таки «взять на карандаш» знаменитого адмирала, написано достаточно воспоминаний. Ведь сложность состояла в том, что Нахимов терпеть не мог личных портретных изображений. Но Тимм сумел-таки подловить момент, и в церкви, урывками, со спины срисовал любимца защитников Севастополя. «Я торопился. Рука дрожала», — сознавался художник в своих воспоминаниях. Но ведь у него все получилось здорово!
Многие, конечно, завидовали его таланту. Севастопольский художник, участник первой обороны переводчик Н.В. Берг взял на себя смелость (и наглость. — Авт.) в своих воспоминаниях так отозваться о себе любимом: «Мои рисунки, какие ни на есть, да они единственные… Бывший со мною в Севастополе Тимм… не рисовал ничего такого, хотя мастер большой…»
Как говорится, и на том спасибо. Хотя тот же Берг вообще-то не лез в гущу сражений. Исследователь русской батальной живописи периода Крымской кампании 1854-1855 гг. С. Ченнык приводит такой незавидный, увы, пример: «…портрет малолетнего героя обороны Коли Пищенко, сына погибшего матроса 57-го экипажа, Берг пишет на борту фрегата «Коварна», куда по его просьбе прислали юного артиллериста»…
В отличие от него Тимм 12 февраля 1855 г. в знаменитом «Селенгинском деле» — отбитии штурма этого редута (творения полевого инженера Тидебеля), если не прямо участвовал (а кто ему даст оружие?), то присутствовал вместе с адъютантом барона Остен-Сакена на обходе позиции и на докладе после боя в северном укреплении походной церкви, когда еще даже не затихли звуки разрывов бомб. Так и были созданы сюжеты знаменательного «дела»: это и опрос пленных, и зрелище не для слабонервных — тела убитых зуавов на взгорье, напротив Селенгинского редута. Именно благодаря этой зарисовке российский читатель в седьмом номере «Художественного листка» получил возможность в мельчайших деталях представить подвиг штаб-горниста Семена Павлова, спасшего от неминуемой гибели генерал-майора Хрущова.
А вот и авторский комментарий В. Тимма в «Листке»: «При телах находился наш почетный караул. Вблизи уже изготавливалась для них огромная могила… Так прошел для меня этот день. Описал я его, как видел, без прикрас и без всяких притязаний».
В чем же для нас сегодня ценность рисунков и акварельных картин Вильгельма Фридриховича Тимма? Достаточно отметить, что знаменитый панорамист Ф.А. Рубо с величайшим тщанием изучал весь «севастопольский комплект» тиммовского «Художественного листка». Зарисовки из этой энциклопедии лицевой части военных действий в Крыму помогали Францу Алексеевичу с большей долей достоверности воссоздать на полотнах своей бессмертной панорамы истинные лица истинных героев первой обороны Севастополя. И если, почитай, второй по жизни учитель В. Тимма, Гораций Верне, историками признан лучшим из художников-парижан, рисовавших «с тыла» отряды французских ратников, то — по воле судеб! — его русский любимый ученик Вильгельм Тимм признан по праву тоже лучшим, но находясь уже по другую сторону «баррикад» Крымской кампании…
Завершая наш обзор жизни и творчества этого «русского немца», академика (профессора) батальной живописи (это звание ему было присвоено в 1855 году за севастопольские зарисовки), мы имеем все основания проникнуться к этому человеку чувством большой благодарности за то, что он донес до праправнуков всех его современников, то есть до нас с вами, «непоказной героизм, человечность, чуткость, товарищескую отзывчивость, несуетность защитников нашего города, их умение переживать не только физическую боль, но и душевную», как тепло отозвалась о творчестве в первую очередь В. Тимма и, конечно же, всех его соавторов, создателей знаменитого, не теряющего актуальности и по сей день «Русского Художественного листка», известный искусствовед нашего города Л.К. Смирнова.
120 лет назад ушел из жизни этот наш замечательный художник-график, баталист и литографист, которому Федор Глинка посвятил такие проникновенные строки:
Тимм, ты будешь жить в потомстве,
Оживишь ему наш век,
Мне ж открыт в твоем знакомстве
И артист, и человек…
Нам — тоже…
На снимках: В.Ф. Тимм; иллюстрации из «Русского Художественного листка»: «Опрос пленных»; «Раненый гусар»; «П.С. Нахимов».
