14oЛюбовь не имеет ни отчества, ни фамилии по определению. Любовь — она и
есть Любовь. Но в данном случае это — имя! Мне вдруг захотелось больше
писать о замечательных женщинах Севастополя, потому что именно
женщины созидают этот мир, постоянно оставаясь в тени мужчин,
которых именно они и сделали успешными, знаменитыми, великими…
Жаль, что мужчины этого не ценят. Восполняя пробел, отдаю должное
Женщине. Профиль Любови в самой феминистской рубрике «Профили».Любовь… Любовь Владимировна Матвеева. Здесь по традиции стоило бы привести сухие факты из яркой и насыщенной жизни героини, но… На перечисление всех ее званий, наград, регалий и титулов ушла бы вся газетная полоса. Потому — очень кратко.
Родилась и выросла в Балаклаве. Член Союза писателей России, лауреат литературных премий им. Л.Н. Толстого и А.И. Куприна, кавалер почетного знака «За заслуги перед Балаклавой», руководитель Севастопольского литературного объединения… Список бесконечен, но ведь наш читатель привык к живому общению. Посему умолкаю и передаю слово Любови!
— Самый яркий факт моей жизни: при рождении в прокуренном и пропитом рыбацком бараке, где, помимо криков чаек и тарахтенья баркаса, слышался отборный морской мат, я получила прекрасное имя — Любовь!
И с этим именем живу,
И снова мучаюсь в сомненьях:
Смогу ли выполнить сполна
В Любви свое предназначенье?
Да и вся моя жизнь кажется одной бесконечной шуткой, ведь родилась я… Да, правильно, 1 апреля!
— О, стихами заговорила! Хорошо, давай о поэзии: принято считать, что «женская» поэзия сильно отличается от мужской. Так ли это и в чем отличие?
— Поэзия или есть, или нет. Третьего не дано. А кем она написана — не имеет никакого значения. Если внимательно посмотреть и вчитаться в строки Ахматовой, Цветаевой, то там трагизма и философии не меньше, чем в строках Пастернака, Есенина, Вознесенского…
— Ты для меня — символ Балаклавы. А смогла бы ты жить и писать где-нибудь на Урале или в Сибири?
— Моя жизнь богата приключениями, экзотическими путешествиями, дальними странствиями. Но где бы ни была, я всегда возвращалась в Балаклаву. Это место для меня — жизненная константа. Смогу ли писать в Сибири? Если сошлют на каторгу, наверное, смогу!
— Думаю, что если и сошлют, то в Балаклавское рудоуправление! Теперь о важном: ты практически на ровном месте в одиночку создала и продолжаешь создавать краеведческий музей Балаклавы. Ты всерьез считаешь, что современные люди интересуются своей историей?
— «Если люди не знают своего прошлого, то у них нет и будущего». А попытки создать музей в городе с историей в 25 веков были и раньше — вспомним А.А. Чесняка, А.С. Терентьева, Ф.И. Каневу… С 1993 г. волею судьбы и случая мне выпала честь объединить группку «энтузизистов» — людей, неравнодушных к истории своего края, к его традициям и героическому наследию. Спустя 10 лет Балаклавский клуб любителей истории получил «прописку» в БЦКД. Еще через 10 лет клуб получил респект на форуме «Общественное признание». Прошло еще несколько лет, и нам удалось получить уголок в выставочном зале во Дворце культуры Балаклавы. Очень надеюсь, что музей в Балаклаве будет! Правда, в запасе у меня осталось не так много десятилетий. Но ведь кто-то должен сохранить историю.
— Насколько я знаю, ты являешься предводителем литературного общества. Ну и как тебе среди них?
— Предводителям всегда выпадает неблагодарная роль — быть крайним. Пишущая братия — это своеобразный «серпентарий». Причем чем меньше таланта — тем больше амбиций! У меня очень редкая для дамы профессия — я умею водить корабли! Пряма — как курс, проложенный на карте. Это не всегда нравится. Но за те годы, что я возглавляю писательскую организацию — корабль под названием «Севастопольское литературное объединение», он весьма успешно бороздит просторы современной литературы! Это плюс. А вот то, что у меня практически не бывает свободного времени на свое творчество, — это минус!
— У тебя наград больше, чем у… Индиры Ганди! Но какой ты гордишься больше всего?
— У меня много наград и регалий. И каждая дорога по-своему, ибо была вручена мне за конкретные дела и заслуги. Недавно получила еще одну — почетный знак «За вклад в культуру Севастополя». Но все же самая главная награда — благодарность людей за стихи, живопись, музей…
— Я восхищаюсь твоей любовью к Балаклаве! А какой ты ее видишь завтра, через год, через сто лет?
— И завтра, и через год, и через сто лет хочу видеть Балаклаву чистой, ухоженной, с рачительными хозяевами, думающими о благе своего города, с улицами, носящими не имена убийц, а названными в честь писателей, художников и музыкантов, когда-то живших здесь. Ну или носящими имена непреходящих человеческих ценностей: улица Счастья, Добра, Веры и Надежды… Хочу видеть благоустроенные памятные места и хорошие дороги, ведущие к ним, новые памятники историческим событиям, которыми так богата Балаклава. Хочу видеть жителей, живущих в достатке — моральном и материальном, без нужд, бед и проблем… Но понимаю, что мои мечты больше похожи на утопию. Хотя до последнего верю: мысль материальна!
— Есть такая мрачная статистика: кто счастлив в личной жизни — стихов не пишет и на сцене не блещет. Прокомментируй…
— Точной статистики, пожалуй, нет. По канонам творчества, можно сочинять и играть счастье, будучи глубоко несчастным. Или наоборот. Есть примеры произведений классиков и в радости, и в горе. Я пока не классик. У меня бывает по-разному: хочется плакать — пишу о хорошем, смеюсь — пишу о грустном. От обиды иногда пишу злое, но все-таки позитива в моем творчестве больше.
Весь негатив из памяти сотру!
И, став мудрее в эру просвещенья,
Всем тем, кому я так не по нутру,
У Господа прошу прощенья…
— Давай пофантазируем… Если бы ты была министром культуры, какие первые три указа написала бы и подписала?
— Если бы я была министром культуры, то через день, учитывая, что все свои проекты я оплачиваю из собственного кармана, стояла бы на паперти, прося милостыню (кстати, у входа в балаклавскую церковь никогда не увидишь попрошаек! Просить подаяния не принято у балаклавцев). Быть министром отрасли, которая всегда финансируется по остаточному принципу, означает, что он, министр, должен быть или подпольным миллиардером, или великим комбинатором. Кстати о литературе, в честь которой был ознаменован 2015 год в России. Год прошел. А в Севастополе он так и не начался. И все же, если бы я была министром культуры, я бы взяла за основу концепцию, много лет назад принятую Японией. После войны, униженная и опустошенная контрибуцией, отравленная радиацией после Хиросимы и Нагасаки, находясь в мировой опале, страна восходящего солнца наряду с восстановлением экономики, науки и техники главный упор сделала на возрождение национальной культуры. Где сейчас Япония — объяснять особо не нужно.
Вторым пунктом своей министерской программы я бы сделала кардинальные изменения в кадровой политике — убрала бы всех чиновников от культуры. Хотя, учитывая ту систему, к которой мы, к сожалению, привыкли, это нереально. Бюрократы и чинуши с дипломами культработников навечно прописались в учреждениях, несущих в народ чистое, возвышенное и светлое, то бишь культуру! Ну а, в-третьих, дала бы простор разумной творческой фантазии любого талантливого человека. «Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами». Придумать бы еще критерии отличия одних от других. Иногда бездарь выдаст такое, что классики отдыхают…
— Давай о художнике по имени Любовь?
— Художником себя не считаю, хотя рисую с детства. В школе я была незаметной «серой мышкой», не удивляя педагогов своей уникальностью. Впрочем, один из них — учитель рисования Анатолий Семенович Терентьев — разглядел во мне даровитую марательницу бумаги. Благодаря ему у меня есть килограмма три акварелей, где небо — синее, трава — зеленая. По его настоянию после окончания школы поступила в художественное училище им. Самокиша в Симферополе, но не окончила. Меня манила не живопись, а море.
Впрочем, живопись и поэзия идут со мной по жизни и по морям рядом. У меня было семь персональных выставок во многих городах Крыма, мои работы включены в Международный каталог акварелистов, мои картины находятся в частных коллекциях Канады, Израиля, Болгарии, Греции. Делюсь своими «шедеврами» с друзьями: на именины хожу не с покупными подарками, а дарю свои картины и книги. Мне часто задают вопрос: «Почему не продаешь свои творения?» Ну разве можно продать свое настроение, свою радость или печаль, свое состояние души? Бизнесмен из меня неважный — отдаю даром. Зато все отданное возвращается сторицею.
— Если это не страшная тайна, то у тебя, как у каждой женщины, есть свое потаенное, но еще не реализованное желание. Какое?
— Страшной тайны в моем потаенном желании нет. Хочу доказать, что женщина имеет право! Иногда я жалею, что родилась девчонкой в семейной династии мореходов. Все мои деды и прадеды служили морю. Моему поступлению в морской вуз предшествовала долгая борьба с укоренившимся у нас постулатом «Баб не берем-с!» По тоннажу макулатуры — многочисленных бумаженций с прошениями, всевозможными справками и характеристиками — я могла бы занять достойное место на ВДНХ! По километражу, пройденному по различным инстанциям от чиновника в райкоме до приемной министра морского флота, могла бы попасть в книгу рекордов Гиннесса! Однако место мне нашлось — в Сахалинском мореходном училище, где в тот год случился недобор будущих штурманов.
После учебы, швартуясь в шумных заграничных портах, я ностальгически представляла, как войду в тихую Балаклавскую бухту. Как подмигнет мне знакомый маяк, который в детстве зажигала вместе с крестным. Как на старом причале соберутся все обитатели городка, приветствуя покорительницу морей и океанов. И я, как Валентина Терешкова, но не с космического, а с морского корабля, сойду на землю — осыпаемая цветами, по ковровой дорожке, под гром аплодисментов и торжественный марш духового оркестра. Но… Я вернулась тихо и незаметно для города в свой старый дом. Ковровая дорожка за годы моего отсутствия истлела, цветы на подоконнике засохли, а музыканты оркестра из местного клуба разбежались от шквала перестройки. Фурора не случилось. Эйфория от встречи с друзьями закончилась быстро, как и валютно-денежная наличность в моих карманах.
Впрочем, звон «презренного металла» никогда не утомлял мой слух. Я безрезультатно обивала пороги севастопольских морских ведомств, где удивленные начальники отдела кадров, с интересом разглядывая мой послужной список, вежливо заявляли: «Баб не берем-с!» От сознания своей «никому-не-нужности» можно было сойти с ума… Но, пережив кораблекрушение надежд, ходила в моря, кем брали, каждый раз доказывая заново, что женщина имеет право быть и на мостике, и на камбузе, и на палубе корабля. Женщина вообще Имеет Право Быть! Об этом и мечтаю.
С Любовью можно говорить вечность, причем на любую тему. Я слишком редко встречал в жизни людей с широко открытыми глазами и душой ребенка. Любовь — одна из них. Еще реже я встречал человека, который знает и хранит историю своего города так же, как она. Я никогда не был знаком с женщиной-штурманом, которая думает стихами наподобие этих:
После меня останутся стихи,
Останутся картины, но сначала
Ты, Господи, прости мои грехи,
Которых, может быть, не совершала.
Господи, храни Любовь! И какое счастье, что у нас с ней совпало «время жить в Севастополе»! Теперь, похоже, и в Балаклаве.
К сему Андрей МАСЛОВ.
