«Я должен был заговорить…»

…Москва. 25 июня 1974 года. Аэропорт «Шереметьево». У двери «накопителя» стоят в грустном молчании, будто в траурном карауле, несколько человек. Среди них в центре знакомо сутулится Андрей Сахаров. Вот он снимает с головы белую кепку, слабо машет ею и выглядит человеком, так неожиданно потерявшим что-то невыразимо дорогое. А тот, кого провожали, уходит к самолету в полном одиночестве. Он не оборачивается. Только уже ступив на верхнюю площадку трапа, резко—до упора—поднимает высоко вверх руку с зажатой за гриф семиструнной гитарой и трижды ее встряхивает: «Будем жить!» Это навсегда покидал Родину Александр Аркадьевич Галич. Всенародно признанный певец, получивший от властей предержащих «остракон» с изгойской меткой: «Вон из страны!»…

Бегущий по волнам славы

А ведь как прекрасно разворачивались первые акты спектакля жизни этого высокоталантливого сценариста, барда, автора многих любимых киношных шлягеров! Его натура эстета и сноба в последние десять лет, отведенных ему судьбой на всё про всё, счастливо сочетала все грани чеховского идеала красивой личности: артистизм, поэтический дар, мучительное неприятие дисгармонии, деликатнейшее чувство меры во всем, чуткое, трогательное, глубоко сердечное отношение к бедам униженных и оскорбленных…
Каким же был его творческий путь от смешливо-трогательных комедий и сардонических скетчей до песен с зияющими кавернами гражданского протеста?
…Александр Аркадьевич Галич родился 19 октября 100 лет назад в городе Екатеринославе в интеллигентной еврейской семье. В пять лет он уже играл на рояле, а в десять—прекрасно танцевал. В 15 лет в «Пионерской правде» было опубликовано первое сашино стихотворение «Мир в рупоре». Его наставник Эдуард Багрицкий в литературном кружке как-то сразу выделил незаурядный поэтический дар этого красивого мальчика с умными, грустными глазами Шолом-Алейхема, с душой, стремительно рвущейся ко всем тайнам и красотам блистательного гриновского мира.
Хотелось сразу объять все… Галич одновременно поступает в Москве и в Литературный институт, и в Оперно-драматическую студию великого Станиславского. Не оканчивает ничего, стремится как можно быстрее вживую, изнутри прикоснуться к камерному миру театрального искусства и перед самой войной участвует в создании сценария одной из пьес на сцене Театра-студии А. Арбузова и В. Плучека…
искренне рвался на войну. Не повезло: врачи признали у него врожденный порок сердца. Судьба заносит Галича на подмостки драмтеатров сначала в Грозном, затем в Ташкенте. Параллельно он активно пробует свои силы в амплуа сценариста фильмов. На ура проходит его пьеса «Вас вызывает Таймыр» (в 1948 году на десятках театральных сцен страны, в том числе, кстати, и в Севастополе, эту вещь ставят 1349 раз—рекорд не побит и по сей день). К слову, в 1970 году, после начала его «великой опалы», имя сценариста было вырезано из титров одноименного фильма…
…К середине 60-х годов прошлого века карьера Галича-сценариста уверенно набирает обороты: кто и по сей день не помнит его зажигательную комедию «Дайте жалобную книгу»? А особенно эпатажный успех выпал тогда на долю кинофильма «Бегущая по волнам» (по мотивам романа А. Грина)…
В болгарском городе Несебре Галич пробыл около двадцати дней, пока снималась эта замечательная картина. Здесь же он создал и несколько прекрасных песен к этой ленте, среди которых, конечно же, коронкой выделяется «Баллада о Фрези Грант»…
На пике «обласканности» со стороны партийного руководства СССР за детектив «Государственный преступник» А.А. Галич получает 1-ю премию КГБ…

«Смеешь выйти на площадь?»

Однако к концу 60-х Галич резко меняет фарватер своего творчества. Он публично пробует силы чтением своих стихов под собственный аккомпанемент на гитаре. Но каких стихов! Все они «вышли из шинели» его так и не состоявшейся тогда знаковой пьесы «Матросская тишина», которую уверенно брался было поставить молодой тогда директор МХАТа (будущего театра «Современник») Олег Ефремов.
…Дело дошло до генеральной репетиции. В середине второго акта неизвестный зритель в партере громко хлопнул в ладоши, предъявил «ксиву» высшей партийной пробы и фактически запретил премьеру этого детища Галича, хотя на руках у Ефремова был разрешительный номер Главлита. Человеком, нарушившим звенящую тогда совсем молодыми голосами Евстигнеева и Кваши «Матросскую тишину», оказался «придворный» режиссер, доктор искусствоведения Георгий Товстоногов, который специально был командирован в Москву из Ленинграда с целью авторитетно «прикрыть» этот спектакль, уже разошедшийся в списках. Главный «козырный туз» Товстоногова касался пресловутой «пятой графы»: «В пьесе неверно трактуется роль евреев, участвующих в Великой Отечественной войне». Мэтр тогда был предельно лаконичен и строг: «Нет, не тянут ребята. Им эта пьеса не по зубам». «По зубам» она оказалась руководителю школы-студии МХАТа Олегу Табакову. Но, увы… спустя аж 12 лет после гибели Галича…
Его песни становились в начале 70-х не острее и всё больше и больше табуированными: «Красный треугольник», «Старательский вальсок», «Караганда», «Тонечка», «Аве Мария»… Они, по сути, были прелюдией к пространству свободы, «учебником жизни для целого поколения», как выразился Ариэль Городецкий,—ныне, пожалуй, один-единственный бард из когорты Галича, который еще выступает и в наши дни.
И все так же, не проще
Век наш пробует нас.
«Можешь выйти
на площадь?
Смеешь выйти на площадь
В тот же назначенный час?!»
Где стоят по квадрату
В ожиданьи полки—
От Синода—к Сенату
Как четыре строки?
…Он, к изумлению и негодованию «старших по стране», позволил себе демонстративно «вырваться за флажки». Галич четко определил свой дальнейший трудный подвижнический путь: «Я уже всё видел. Я был благополучным советским холуем. И я понял, что так больше не могу. Я должен был заговорить в полный голос».
Где теперь крикуны
и молчальники?
Отшумели и сгинули
смолоду.
А молчальники вышли
в начальники,
Потому что молчание—
золото…
Эти строки—из самого одиозного, по мнению тогдашних вершителей судеб, его стихотворения «Памяти Б. Пастернака»:
Мы не забудем этот смех
И эту скуку,
Мы поимённо вспомним тех,
Кто поднял руку…
И как можно было ему, уже «заслуженному герою самиздата», простить его «Легенду о табаке», в которой Галич первым среди поэтических собратьев подал гневный голос в защиту ошельмованного и канувшего в отстойниках ленинградских «Крестов» детского писателя Даниила Хармса:
На воле—снег, на кухне—
чад,
Вся комната в дыму.
А в дверь стучат,
А в дверь стучат,
На этот раз—к нему…
…Роковая точка на карьере еще вчера именитого, успешного советского сценариста (24 работы в 22 проектах) была поставлена 15 ноября 1971 года. Член Политбюро ЦК КПСС Д. Полянский выдавал замуж свою дочь. После роскошного застолья («пир Валтасара».—Авт.) молодежь настроилась было на то, чтобы послушать новинки «магнитиздата». Но после первой же песни разгневанный отец невесты рывком выдернул из розетки шнур магнитофона, запретив «эту бредятину»—шлягеры Александра Галича. И буквально через трое суток на заседании Политбюро ЦК КПСС в разделе «разное» был заслушан вопрос о вредоносной сущности творчества этого, увы, уже всенародно признанного барда, который эстафетно «позволил подать голос и Владимиру Высоцкому»:
За квадратным столом,
по кругу,
В ореоле моей вины
Все твердили они
друг другу,
Что они друг другу верны.
И дальше, как говорится в народе, понеслось… Хотя в Почетной грамоте за стихотворение «Памяти Б. Пастернака» ученые мужи Сибирского отделения АН СССР смело позволили себе нечто заоблачное: «Мы восхищаемся не только Вашим талантом, но и Вашим мужеством».

Возмездие

И вскоре, как по синхронно скроенному регламенту, на голову Александра Галича посыпались карающие стрелы возмездия… за правду. Его вначале исключили из Союза кинематографистов. Поступило указание нигде не печатать произведения Галича. 22 октября 1974 года постановлением Главлита по согласованию с ЦК КПСС в стране запрещалось всё, что уже было им создано, прекращались репетиции всех его пьес, замораживались съемки всех его фильмов…
Поэт Булат Окуджава писал после его смерти: «Стихи А.Г. оказались счастливее его самого: они легально вернулись на родину. Да будет благословенна память об удивительном поэте, изгнаннике и страдальце». А поэт Борис Чичибавин очень коротко выразил ему благодарность за его гражданский подвиг от имени всех, «кто остался»: «Спасибо, Александр Аркадьевич, от нашей выжившей надежды…»
…Первое время после наступившего «утра изгоя» Галич, на плечах которого оставалась большая семья, перебивался, чем и как мог. Между тем он в 1972 году пережил третий инфаркт, и основу существования его, инвалида 2-й группы, составляла нищенская пенсия в 54 рубля—60 процентов от среднестатистической по стране зарплаты.
Галич стал распродавать книжные раритеты из своей библиотеки (к примеру, первое издание «Капитанской дочки» А.С. Пушкина), опустился до подработки «литературным негром», потаённо давал домашние концерты (три рубля за вход). И в то же время активно участвовал в петиционных компаниях, стал членом-корреспондентом сахаровского диссидентского Комитета защиты прав человека в СССР (1973 г.).
…Ему не намекали, а открыто предлагали: «Уезжайте насовсем», когда встал вопрос о командировке в Норвегию на Международный семинар по творчеству Станиславского. Тогда в ОВИРе в визе Галичу отказали. Но майор КГБ пообещал за сутки оформить «израильскую визу», если… Если Галич покинет Родину навсегда.
Всему в урочный час приходит нулевой предел терпимости. Когда после показательно мерзкого «шмона» багажа улетающего в Норвегию опального барда у него был реквизирован и нательный крестильный золотой крестик, Галич сказал, обращаясь к тем, кто все же осмелился его проводить: «Я все-таки поднял руку…»

«Почти небывалая быль…»

…Это сладкое детское воспоминание не отпускало его на протяжении всей жизни. О чем же? О Полуденном бреге Пушкина, к которому дважды судьба соблаговолила «прибить» Александра Аркадьевича Галича. Недаром именно со словами о благословенном Крыме, а конкретно—о Севастополе, 5 октября 1975 года в передаче радиостанции «Свобода» Галич обратился к матери, оставшейся в Москве: «Помнишь, родная, мы жили на севастопольской тихой улице Азовской в небольшом двухэтажном, таком смешном доме. Во дворе росла пыльная акация, рядом стояла круглая мечеть, и муэдзин по вечерам произносил свою молитву…»
Целых три года совсем еще ребенком Саша Галич прожил с родителями в Севастополе—с 1920-го по 1923 год. Назрел и такой момент, когда отец уже было договорился с капитаном уходившей в Бизерту шхуны эмигрировать из России. Но мама Саши, Фанни Борисовна, решительно воспротивилась: «Мы отсюда уедем только… в Россию». И так сталось, и так тому предстояло сбыться…
Галич оставил в дневнике такую вот ностальгическую памятку о пребывании в Севастополе: «Запахи этого замечательного города—первого в моей памяти—были летними: мокрые и теплые камушки, соленая морская вода в нефтяных разводах… А в знаменитой Панораме пахло совсем замечательно скипидаром, лаком и деревом, прогретым солнцем… Мы шли с мамой по круглой галерее, и у окна, выходящего на 4-й бастион, прямо рядом со мной молоденькая сестра милосердия бинтовала окровавленную грудь беззвучно кричащего морячка. Я напрягся, и… моя матросская шапочка упала прямо на руку сестры милосердия. Я окаменел, но хромой сторож поднял мою шапочку…»
А потом, много лет спустя, появились такие стихи с заглавием «Опыт ностальгии»:
Я не вспомню, клянусь,
Я и в первые годы
не вспомню
Севастопольский берег,
Почти небывалую быль.
И таинственный спуск
В Херсонесскую
каменоломню,
И на детской матроске
Эллады певучую пыль…

Памятный семинар

…Вторично Александр Аркадьевич посетил наш благословенный город 60 лет назад. Он был направлен Союзом писателей в Севастополь на трехдневный выездной «сходняк» молодых литераторов и руководил секцией начинающих поэтов. Заседания проходили в ДОФе, и одно воспоминание очевидца этого культурного события уместно будет привести…
…Осенью 1998 года в редакцию «Славы» заглянул мой давний приятель, замечательный севастопольский поэт Ваня Тучков. Хитро прищурив глаз, спросил: «Я вот начитаю тебе один стих, а ты угадай автора…»
Ну стих не стих, а две строки Иван выдал: «До свиданья, мама, не горюй! На прощанье сына поцелуй…»
Автора, положа руку на сердце, я не назвал, а вот песенное четверостишие (я тут же воспроизвел мелодию, такую знакомую с послевоенных лет) конечно же довершил.
—Так вот, Лёнинград (так иногда меня величал по дружбе Ваня Тучков), это—Александр Галич. И сегодня 80 лет со дня его рождения…
Мы, конечно же, по случаю припомнили его звездные сценарии к фильмам (один только гриновский шедевр «Бегущая по волнам» дорогого стоит). А обладающий феноменальной памятью мой визави «вильнул» на 40 лет назад и сказал: «А я был знаком с Галичем. Он в 58-м вел здесь выездной семинар. Происходило сие действо в ДОФе. Мне было в то время чуть за двадцать. Помню, наш тогда общепризнанно городской поэт № 1 Коля Криванчиков для пробы отобрал у нас, зеленых пажей госпожи Поэзии, самые лучшие, как нам казалось, «перлы». Я выбрал тогда созданное в первом черновом наброске стихотворение «Тельняшки»… Пока шел общий разговор, Галич что-то стремительно набрасывал в тетрадку. Позже оказалось, что это он, как говорят, не отходя от кассы, рецензировал «протуберанцы» наших мук творчества. И знаешь, как приятно было мне услышать такое вот от него: «Одно стихотворение вашего молодого собрата, корабела Ивана Тучкова, меня очень порадовало. А две строки из его «Тельняшек»—просто классные: «В глазах врага еще рябит от севастопольских тельняшек». Я предвижу серьезные горизонты его будущего признания…»
Так оно и вышло. Иван Тучков и за гранью ХХ века сегодня—прекрасный поэтический летописец города-героя Севастополя…

Занавес

…Александр Аркадьевич Галич погиб в конце 1977 года от несчастного бытового случая—от удара электрическим током. Его дочь Алёна истины ради утверждала, что за час до этого трагического события в его квартиру приходил неизвестный. Она полагала, что смерть отца—это дело рук ЦРУ, т.к. Галич в последний год жил мечтой о возвращении на Родину. А советские диссиденты, по мнению наших тогдашних «партнёров» из Капитолия, должны «держать марку» до конца… Заставляет, кстати, задуматься тот факт, что парижская «Сюрте» засекретила обстоятельства его ухода из жизни на… 50 лет. Сравним: характеристики французской ракеты «Экзосет» были открыты для прессы спустя 20 лет после ее первого испытания…
На могильной плите Галича на русском кладбище в Сент-Женевьев под Парижем выбита краткая эпитафия: «Блажени изгнани правды ради». Его, давно у нас восстановленного в гражданских правах, и по сей день помнят сотни тысяч поклонников бардовской песни в России. А в очередную годовщину со дня рождения Александра Галича безвестный странник Интернета выложил такое стихотворение в гаршинской тональности:
И не выйти уже
на ристалище,
И не спеть под гитару, увы!
Как хочу я под знаменем
Галича
В бой за правду пойти
рядовым…
Вот так…

Леонид Сомов.
На снимке: А.А. Галич.