12o
Как Владимир Горбенко пересек границу с российскими документами—пока загадка.
Дома его не видели почти год. 25 марта 2018-го в Азовском море украинские пограничники задержали сейнер «Норд». Капитану Владимиру Горбенко и девяти членам экипажа судна, вышедшего из Керчи, объявили, что они незаконно пересекли «оккупированную территорию» и занимались браконьерством. Сейнер отконвоировали в Бердянск, а экипаж заперли на борту. 4 апреля капитана увезли в Херсон.
Рассказ адвоката
—Его фактически украли. Пограничники пригласили: мол, не можете ли выйти, тут один нюансик нужно уточнить… Капитан вышел—его и засунули в машину,—рассказывал адвокат Дмитрий Щербина.
Пока капитан томился в СИЗО, с моряков взяли подписку о невыезде. 19 апреля коку Ирине Обориной и моряку Дмитрию Тарзанову удалось вылететь в Беларусь, воспользовавшись тем, что в киевском аэропорту пограничники не нашли их фамилий в списке задержанных (подробнее—на kp.ru). Остальных семерых остановили на паспортном контроле. Первое интервью после возвращения Владимир Горбенко дал корреспондентам «Комсомолки» (на снимке: слева—Анастасия Жукова, справа—Галина Коваленко).
В это время в Херсонском горсуде решали, как наказать 42-летнего капитана. Из-за непрекращавшихся допросов в СИЗО у него случился гипертонический криз. Родственники внесли залог, и 5 апреля 2018-го его выпустили, взяв подписку о невыезде с Украины. На время следствия Горбенко приютили родственники в Мелитополе. 19 июня срок обязательства не покидать незалежную истек, а Херсонский горсуд не стал его продлевать.
Но почему же он не смог сбежать с Украины раньше?
—Ограничений по поводу пересечения границы у Владимира не было. Сами правоохранители считали возвращение капитана в Керчь абсолютно законным. А еще они понимали, что единственным препятствием на его пути был негласный запрет СБУ, действующий на границе. После того как срок действия меры пресечения подошел к концу, все повестки отправлялись на крымский адрес Горбенко. А в обвинительном заключении в качестве места жительства указана Керчь,—рассказал Максим Могильницкий, глава украинского адвокатского бюро, защищавшего интересы Горбенко.
16 октября дело капитана «Норда» передали в Оболонский районный суд Киева. Ему пришлось переехать в столицу незалежной.
30 октября семерых членов экипажа обменяли на равноценное количество украинских моряков, которых задержали за браконьерство в российских водах. А дело Горбенко затягивали: в январе этого года дату предварительного заседания перенесли на 13 марта.
Все это время он знакомился с делом и оставался на Украине, а 26 января исчез. 4 февраля его объявили в розыск, а в субботу он появился в Керчи. Где капитан пропадал две недели—тайна, которую Владимир Горбенко не выдал даже родной матери. «Комсомольской правде» удалось дозвониться в Керчь Евгении Ануфриевне.
Мы встретились с капитаном в Керчи сразу после его возвращения. Первые, кому он рассказал, как удалось вернуться и что он пережил на Украине,—журналисты «Комсомолки».
—Как удалось вернуться?
—Смотрю, что суды переносятся, время тянется, по существу, дело еще даже не рассматривалось. На суды я ходил, не скрывался, но заседания постоянно переносили. И вот запреты на выезд сняты, следствие окончено. Читаю в украинских СМИ: «Горбенко не держим, пускай уезжает». Я решил: почему бы не попробовать? Взял российский паспорт и спокойно уехал домой,—рассказал Владимир корреспонденту «КП-Крым».—Остальные детали раскрывать не хочу.
Границу пересекал в украинском пункте пропуска «Чаплынка», граничащем с Крымом (со стороны России МАПП «Армянск»). Говорит, что на Украине пропустили без проблем, на российском пункте пропуска тоже никто вопросов не задавал.
«Сразу же с дочкой стал в прятки играть»
—Вы родных предупреждали о своем визите?
—Нет. Просто поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Вечером как раз все были дома. Дочки и супруга оторопели, конечно. Меньшая доченька на радостях сразу захотела поиграть с папой. Три годика ей всего, для нее папа просто вернулся с работы, долго на ней был.
—Во что играли?
—В прятки,—хохочет капитан.—Она любит эту игру. Детям, жене и матери было сложнее, чем мне. Мы, мужчины, изначально готовы к лишениям. Для них же это было, наверное, тяжелее. Рады были очень! Плакали от счастья.
—Чем угощала жена по возвращении?
—Даже и не помню,—улыбается капитан.—Неважно, что было за блюдо, важно, что это дома… очень приятные ощущения. Вечером попросил ее приготовить запеченную уточку. Еще люблю торт «муравейник»… Никогда так надолго не расставался с родными. «Норд» не предназначен для длительного автономного плавания—не больше недели можно находиться на судне.
—Что было самым тяжелым за эти 10 месяцев?
—Неизвестность, неопределенность. Если бы был установлен какой-то срок, то я настроил бы себя: до такого-то периода нужно продержаться. Шло следствие: мне вменялась то одна статья, то другая. Адвокаты опасались, что дело могут переквалифицировать на статью «измена родине». Она более жесткая: до суда нельзя находиться на воле, только в СИЗО. Мне предлагали признать вину, получить украинский паспорт и вернуться домой по нему. Они на этом настаивали. В последнее время спрашивали: «сколько вы еще готовы не соглашаться с нами? Вы же понимаете, что все эти судебные дела могут длиться минимум года два, а максимум—неограниченно?» Подход такой был: сколько ты лет продержишься? Не физическое воздействие, а моральное… Но на сделку я не пошел, вернулся домой по российскому паспорту.
—Как удавалось держаться?
—Верил в то, что справедливость восторжествует. Себя виновным я не чувствовал, ведь никаких законов не нарушал. Честно исполнял свои обязанности капитана судна, ловил рыбу по разрешению. В последнее время снилось, будто я возвращаюсь, будто я дома… ощущалась поддержка крымчан, россиян. Интернет штудировал, видел, как отзываются люди о ситуации.
—На допросы ночью вызывали?
—Первое время. Когда безвылазно находились на судне, то они могли нас тревожить когда угодно. Пока не появились юристы, нас кошмарили по ночам. Первые сутки, когда нас только в порт привезли, сразу начался поток посещения сотрудниками разных служб: пограничниками, полицейскими, эсбэушниками и еще непонятно кем. Один за другим поднимались на борт, и это продолжалось до двух часов ночи. Потом уже сжалились над нами: ладно, отдохните, завтра день у вас будет еще тяжелее. Адвокатов, консула сразу не пустили.
—Ваше нынешнее исчезновение адвокаты сравнивали с той ситуацией, когда сразу после захвата «Норда» вы тоже неожиданно пропали с судна стараниями СБУ.
—Тогда на меня составили административный протокол и вручили повестку: 4 апреля должно быть рассмотрено дело в Мариуполе. Пограничники вечером мне повестку при адвокатах вручали. Мы были уверены, что с утра я поеду на заседание по этому делу. Пришел пограничник с военного корабля, что нас задержал, пригласил для обсуждения моей транспортировки на административный суд в Мариуполь. Я без всякой задней мысли вышел за пределы судна на борт военного корабля, а там уже ждала группа—арестовали, посадили в машину, стали задавать вопросы. Но я отказался говорить без адвокатов. Мне вручили уведомление, что я арестован и буду конвоирован в город
Херсон. Изъяли сотовый телефон, отключили его. Я спросил: «а как же адвокаты и кто их уведомит, могу ли сделать звонок?» Мне отказали в этом и начали конвоировать. Когда меня доставили в Херсон, то начали вести беседы: мол, признай свою вину—незаконное нарушение границы с умыслом нанесения ущерба Украине,—получай паспорт гражданина Украины, и в течение недели окажешься в Крыму. Я отказался. С судна забрали в 6 утра, часов в 10 вечера только разрешили позвонить адвокатам.
«Вернусь в море»
—После того как вы вышли под залог и стали жить у родственников, за вами следили?
—Слежка была. В основном вели наблюдение из автомобилей. Жил я в частном секторе, там не особо много возможностей для конспирации. Их машины сразу замечали, народ нервничал: кто-то же самогонкой торгует!
Владимир Горбенко сначала смеется, но потом замолкает и продолжает уже с грустью в голосе:
—И сейчас осадок остался, прямо мания преследования какая-то: едешь и оборачиваешься—что за машинка за тобой едет, как часто ты ее видел… Говорю полушепотом, стал более молчаливым, без лишних слов. Перестроился на новый лад—живу в постоянной опаске. Напряжение…
—Как город—изменился за время отсутствия?
—Конечно! Мост появился, дороги. Я еще мало гулял, пока не освоился.
—Какие планы на будущее? Вернетесь в море?
—Конечно! Судно осталось на территории Украины, вряд ли его отдадут. Надеемся на то, что правительство окажет нашей организации помощь, и мы со своим экипажем продолжим работу. Я рыбным промыслом занимаюсь всю свою сознательную жизнь, у меня семейная династия рыбаков.
—Вы стали известным человеком…
—Я такую славу никому не пожелал бы! Лучше был бы неизвестным и ловил тюлечку на «Нордике». Надеюсь, что больше такого ни с кем не случится.
(По материалам «КП»).
