12o
Традиционно в последние годы сотрудники музейного комплекса «35-я береговая батарея» посвящают очередной годовщине начала героической обороны Севастополя новую тематическую выставку. Нынешней досталось песенное название: «Эх, дороги». Конечно, ее экспонаты повествуют о военных автомобилистах.
Как и прежде, на видном месте экспозиции помещены фотографии из фондов Севастопольского военно-исторического музея-заповедника: автомобили различного назначения не только на передовой, но и на относительно мирных улицах Севастополя и Балаклавы. Однако первым бросается в глаза снимок немецкой хроники. По горячим следам на нем запечатлены изуродованная мощным взрывом одна из башен 35-й и подбитая полуторка.
Не её ли рама или колеса пригодились при монтаже главной предметной реликвии? Говорят, в наши дни отдельные агрегаты и детали машины вызволены из-под валунов взорванных инкерманских подземелий. Что-то досталось в ходе раскопок на территории нынешнего музейного комплекса. Еще называют мыс Феолент. И это символично, как символичен вид не доставшихся врагу орудия и полуторки. Полуторка, получается,—собирательный образ.
Не поддавшиеся ржавчине и времени рама, коробка передач, задний мост, топливный бак… На металле одного из агрегатов читается год изготовления: 1937-й. Глубоко задевает чувства «обувка» колеса. В резину впился крупный осколок немецкой крупповской стали. Покрышка пробита насквозь, до обода. Адресованную бойцам смерть принял на себя ГАЗ-АА—как машина значилась официально.
Подробнее узнать о ней можно было бы из дошедшего до нас довоенного объемного учебного пособия «Автомобили». Земля, однако, сохранила лишь отдельные фрагменты книги. И это тоже чудо. Если рукописи не горят, тем более не суждено пропасть печатному тексту.
Как правило, к подготовке экспозиции готовящейся выставки приобщаются ведущие сотрудники музейного комплекса, например Андрей Могила, Олег Ткаченко… Не остались в стороне их надежные друзья: руководитель военно-патриотического клуба «Красная Армия» Денис Сираев, художник Сергей Меркулов. Автором же выставки называют заместителя начальника экскурсионно-просветительного отдела музейного комплекса Степана Самошина.
Определенно, молодого человека назвали по имени деда—Степана Пантюхова. Степан Иванович—активный участник Великой Отечественной. В послевоенном Севастополе в среде таксистов он был в числе лучших. Никто не мог сравниться с Сергеем Пантюховым в знании площадей, улиц, переулков, окрестностей родного города. В Севастополе проводили соревнования на скорость доставки условного пассажира по малоизвестному адресу. Степан Иванович находил к финишу самый короткий, значит, самый дешевый для клиента путь.
Степан-внук проводил много времени в таксопарке вместе с дедом. Если запах бензина, дыхание раскаленного мотора могут кому-то нравиться, то в первую очередь Степану Самошину.
Лет пять назад, может, чуточку раньше, на 35-й береговой с волнением принимали пятерых бойцов курсантского батальона, которые в 1941 году южнее Бахчисарая первыми встали на пути врага. Фантастика! Со времени тех событий минуло без малого 80 лет. Нынче же если герои и придут к нам, то только в благодарной памяти.
Тем не менее у Степана Самошина и его товарищей задача та же: мало высветить события теперь уже далекого прошлого, необходимо еще и живо показать человека, каким он был в дни нелегких испытаний.
Полное название работающей в настоящее время выставки сформулировано следующим образом: «Их дороги. Фронтовые километры защитников Севастополя».
Поэт, прозаик, публицист, боец курсантского батальона Николай Тарасенко сказал: «Была война. У каждого своя». О пути, пройденном красноармейцем, шофером отдельного саперного батальона Черноморского флота Василием Придатько, известно мало. По понятным причинам выставку представили узкому кругу людей при условии строгого соблюдения карантинных требований. Тем не менее из Евпатории в Севастополь приехали внучка Василия Кузьмича и его правнучка—Любовь Довгань и Алла Довгань. Как это часто случается, Довгань-младшая случайно «пролистала» странички в соцсетях. И о чудо! Ей сопутствовала удача. Объявился Владимир Придатько—племянник Василия Придатько. Дядя Любови Довгань вдобавок оказался членом Союза писателей Украины. В соцсетях он разместил стихотворение о дяде—участнике обороны Севастополя. Алла и прибежала к маме с новостью, дескать, в соцсетях о дедушке-прадедушке сказано, к тому же в стихах.
Дальнейшие события развивались как по нотам. Состоялись обмен телефонами, встреча родственников в Евпатории. К выяснению судьбы Василия Придатько добавилось немного. Драматичный момент: под горячую руку в боевой обстановке шофера отдельного флотского батальона ложно обвинили в тяжком преступлении. В суде объявили срок с отсрочкой исполнения до окончания войны и отправкой на фронт. В последние дни обороны Севастополя 30-летний Василий Придатько пропал без вести.
Пришло время, и с солдата сняли вынесенное судом обвинение как необоснованное. На это были все основания.
Оказавшись в Севастополе на 35-й береговой, Довгани—мать и дочь—не скрывали охватившего их волнения. Они ступали по той земле, на которой, возможно, их дед и прадед принял последний бой.
До глубины души трогают тексты, размещенные на со вкусом оформленных планшетах. Это свидетельство почерпнутых правнуками и праправнуками сведений в ходе их бесед со старшими, знакомства с содержанием хранящихся в семьях фронтовых писем и документов. Татьяна Карцева, например, проследила, как менялась тональность писем защитника Севастополя В.В. Кузнецова. Первым его посланием был присущ оптимизм: «Бьем врага, одолеем немцев…» Минул месяц-другой, и воин утешал скорее всего не домашних, а себя: «Вернусь домой, жаль, дочь не сразу узнает!» Не оставляло желание показать жене и дочери море. Но вряд ли это получится, ведь на фронте все жарче и жарче. Впоследствии, судя по всему, наступило осознание: «Шансов остаться в живых немного». Последовали просьбы беречь дочь, не оставить ее без образования. Последнее письмо пришло из Севастополя в мае 1942-го. Валентин Кузнецов значится в списках от 3 июля 1942 года безвозвратных потерь, пропал без вести. «Посетив ваш уникальный музейный комплекс, который я покидала в слезах,—пишет Татьяна Карпова,—я поняла, что пытался донести мой дед моей бабушке. Время его гибели совпадает с жестокими боями за главную базу Черноморского флота».
В рамках газетного отчета нет возможности сослаться еще на пронзительные тексты, подписанные Александром Макогоном, Еленой Коваленко, потомками других защитников Севастополя. С их свидетельствами можно ознакомиться, посетив выставку.
Но как пройти мимо истории судьбы Ибраима Файтанджиева? Эту фамилию назвал мне директор музейного комплекса В.И. Володин. Отец Ибраима был файтанджи, что в переводе с крымскотатарского—«извозчик». Видимо, отсюда пошла и фамилия. Освоив в училище ремесло сварщика, сын трудился по специальности на предприятиях Севастополя и Керчи. В конце концов по новому витку пошел по следам родителя. Не на лошадях, а на механической тяге. Все равно файтанджи. В моторах автомобиля заключены лошадиные силы—десятками.
Файтанджиев-сын водил машины и на финской войне, и в годы Великой Отечественной. Семнадцатое декабря— первый день зимнего штурма Севастополя. Ибраим на своем грузовичке доставил на 35-ю береговую очередную порцию боеприпасов. Воин стал свидетелем взрыва чудовищной силы. Несчастный случай привел к подрыву второй башни. Погиб весь расчет орудия. Оглушенный Ибраим Файтанджиев бросился на помощь раненым батарейцам. Трое из них скончались на его руках. С января разбитной Ибраим закрепился на 35-й береговой батарее. В летний зной плененному Фацтанджиеву удалось укрыться у родственников.
На второй-третий день после освобождения Бахчисарая Ибраим снова встал в ряды Красной Армии, чтобы очистить от захватчиков и Севастополь. Отличившемуся в боях воину разрешили трехдневную побывку в родном Эски-Юрте (в настоящее время это привокзальный микрорайон Бахчисарая). Солдат стал свидетелем депортации соплеменников из родных домов, фронтовик вступил в драку с солдатами, переступившими порог его скромного жилища, но тщетно. Жена с семимесячной малюткой оказалась в «телятнике». В пути ребенок скончался. Семья осела в узбекском Бекабаде. 9 мая 1945 года появилась на свет Майре—вторая дочь солдата.
Почти четыре десятилетия Ибраим водил автобусы на городских и пригородных маршрутах. В жару оставался за рулем в одной тельняшке. «Балтика»—так обращались к водителю пассажиры. «Дедушка Балтика»,—вторили им любимые внуки.
В начале 70-х годов племянник ветерана Аблямит решился на поездку с другом на свою историческую родину. В Симферополе наняли такси до Бахчисарая. Водитель машины отозвался на крымскотатарскую речь пассажиров: «Я защищал Севастополь с другом Ибраимом Файтанджиевым». «Это же мой дядя!»—закричал на радостях Аблямит.
Мир действительно тесен, но и безграничен для памяти и верности добрых людей. Конечно, Ибраим-ага прилетел в Крым. Встретился с фронтовыми друзьями. Бывший комиссар 35-й береговой Адам Сунгурьян не без труда добился награждения крымского татарина заветной медалью «За оборону Севастополя». На руках фронтового водителя было и представление его к награждению орденом Красной Звезды. Орден не дали, а вот бумагу из военкомата не вернули.
Подобные рассказы, помещенные на планшетах выставки, ведут до конца. Последние годы Ибраим Файтанджиев провел в родном Крыму. Из жизни он ушел в 2002-м.
Посетители выставки узнают о захватывающих эпизодах боевых биографий защитников Севастополя. Так, уроженец Глухова Сумской области Николай Марченко одно время состоял ординарцем у командира 456-го полка пограничников подполковника Г.А. Рубцова. Двадцать пятого июня 1942 года Марченко, сев за руль грузовика, под бомбежкой с воздуха доставил в Камышовую бухту скатанные в рулон фрагменты художественного полотна Франца Рубо. Спасенный бесценный груз подняли на палубу лидера «Ташкент»…
Технический взвод 10-го автотранспортного батальона обслуживал в Севастополе подразделения морской авиации. В июле 1942-го автомобилисты почти все погибли на последнем рубеже обороны. Командир взвода Трофим Максименко пытался пробиться в Крымские горы, к партизанам. Но, видимо, не удалось.
Все послевоенные годы родные героя собирали скудные сведения очевидцев: газетные публикации, письма. Фронтовой товарищ Иван Лисенковский назвал дату, когда в последний раз видел своего комвзвода,—4 июля 1942 года. В 1972 г. вдова бойца Анна Сергеевна получила письмо от старшины Мониила Рябова. «Я обязан жизнью командиру»,—писал он. Еще бы, в трудную минуту старшина приставил к виску пистолет с последним патроном. Трофим Григорьевич решительно отобрал оружие у Рябова.
В отличие от Трофима Максименко шоферу отдела связи флота Анатолию Галямину повезло. Правда, не сразу, а в 1943 году, когда он вырвался-таки из неволи, чтобы оказаться в рядах крымских партизан, а с 1944 года в составе Красной Армии дошел до Германии, где зимой 1945-го получил тяжелое ранение. История жизни Анатолия Васильевича отмечена редким случаем. Медаль «За оборону Севастополя» активному защитнику города вручили в 1995 году. Лучше позже, чем никогда.
На открытие новой выставки на 35-й береговой откликнулась сенатор от Севастополя в Совете Федерации России Е.Б. Алтабаева. Она убеждена, что севастопольцам, гостям города очень важно приобщиться к удивительному миру—«миру человеческого подвига, миру Севастополя, который действительно достоин поклонения».
Будущий год—год 80-летия начала обороны нашего города. Батарейцами уже начата подготовка к юбилею. На огромном экране, перенесенном после «Крымской весны» с митингующей площади Нахимова во двор 35-й береговой, ни на день не прерывается трансляция хроники обороны главной базы Черноморского флота. К 30 октября, как всегда, будет оформлена экспозиция очередной тематической выставки.
А. Калько.
На снимке: рассказ о технике времен Великой Отечественной.
