Рубрику ведет Леонид СОМОВ.
Мой приятель Петька, которого я знаю ну не менее трех десятков лет (вместе росли на Макаровке), был по жизни человеком, который шага не мог ступить без матерщины. Вырос он в неблагополучной, как сейчас говорят, семье. Отец пару раз хаживал "на нары" в места не столь отдаленные, мать выпивала. В семье просто царила нецензурщина в общении.
В школе Петю много раз выдворяли из класса за брань, которую он употреблял, соединяя слова, порой даже не осознавая, зачем он так делает.
Лет шесть назад он исчез из Севастополя. Я как-то встретил на рынке его сестру, и она сообщила, что братан уехал года два назад на заработки в Россию, в Ростов Великий к своему дяде, в честь которого его и нарекли когда-то Петром. Мол, там работает на каком-то заводе в литейном цехе формовщиком. И все. Писем он сроду, мол, никому не писал, все новости — по телефону, да и то раз в полгода.
Ну, поговорили, поулыбались мы друг другу с его сестрой Настькой и разошлись. А вот в октябре этого года я вдруг лицом к лицу сталкиваюсь с ним в маршрутном автобусе N 17. Я даже специально вышел на "Малашке", чтобы посидеть с дружбаном Петькой — выпить пивка, узнать, как и чем он сейчас занимается, чем живет.
Уже после первых десяти-пятнадцати минут общения с другом детства я вдруг как-то вначале неосознанно понимаю, что с Петром произошла некая перемена. Но сразу не могу понять: в чем же дело? И вдруг до меня доходит: а ведь Петька почти не ругается. Самое-самое, на что он сподобился, это слово "стерва". И то он его употребил, когда рассказывал, как его сильно покусала собака, живущая на церковном дворе.
Через полчаса я не удержался и все-таки спросил: "Петька, а ты ведь сильно изменился. И знаешь, в чем? Ты совершенно перестал бозлаться!" (Так мы в детстве на своем арго обозначали слово "ругаться").
Он помолчал, задумчиво так погладил пальцем пару раз ободок стеклянной пивной кружки и поведал мне такую вот удивительную историю. В Ростове он по протекции своего дяди попал в дружную, годами спаянную бригаду литейщиков в одной специализированной мастерской, где отливают церковные колокола. Вначале числился он учеником формовщика. Спустя неделю его на обеденный перерыв вызвал к себе в каптерку старший мастер.
"Петя, дружок, — сказал он. — Парень ты толковый, судя по всему, нашей науке обучишься уже через полгодика. Но вот какая к тебе от всей бригады претензия: перестань ругаться матом на работе. Вот ребята взяли в отлив пятый колокол для звонницы Коровниковской церкви — в аккурат в день твоего выхода на работу. Через неделю он будет готов, но я сильно сомневаюсь в его отменном звучании. Может быть, придется отливать вновь. Сделай одолжение, придерживай свой язык…"
Конечно, Петька, как он выразился, "выпал в осадок". Крепко задумался парень. Осторожно справился у самого молодого в бригаде: какая такая связь существует между матом рабочего и качеством отливки колокола? И выяснилось, что самая что ни на есть прямая: звук колокольной бронзы или меди становится "сиплым".
Так что пришлось моему Пете "наступить на горло собственной песне", и вскоре он практически перестал употреблять бранные слова: жизнь заставила, ибо заработки в этой мастерской были приличные, пришлось парню считаться и с этим…
Признаться, впервые я с таким вот загадочным явлением в жизни сталкиваюсь и объяснения толкового этому пока не получил.
Ф. СТОГНИЙ, лаборант.
ОТ РЕДАКЦИИ:
В газете "Тайная доктрина" как-то был размещен материал по поводу феномена русского мата. Оказывается, похабные слова и обороты когда-то являлись неотъемлемой частью древнеславянского языка. Более того, они в то время и не считались скабрезными. На раскопках в Великом Новгороде археологи обнаружили берестяные грамоты, содержащие ненормативную лексику. Но еще известный лексикограф В. Даль писал: "С языком, с человеческим словом, с речью безнаказанно шутить нельзя; словесная речь человека — это видимая, осязаемая связь, союзное звено между телом и духом". А в конце ХХ века за научное доказательство этого взялся сотрудник Института проблем управления РАН, биолог П. Гаряев. Он создал аппарат, который "переводил" человеческие слова в электромагнитные колебания, а затем исследовал, как они влияют на молекулы наследственности — ДНК. Оказалось, влияют, и очень сильно. Выяснилось, что некоторые слова могут оказаться страшнее мин: они "взрываются" в генетическом аппарате человека, искажая его наследственные программы, вызывая мутации, в конце концов приводящие к вырождению. Во время отборной брани корежатся и рвутся хромосомы.
Доктор технических наук Л. Болотова аналогичным образом отмечала, что плохие, тяжелые мысли с большой энергией и нехорошие слова, особенно ругань и проклятия, сказанные в гневе и с большим эмоциональным запалом, переориентируют структуру воды, которая затем отрицательно воздействует на организм человека. Зато под действием благословений, слов любви и просто добрых и теплых слов в воде образуются структуры, благотворно воздействующие на организм. Замените воду колокольной бронзой — результат, выходит, будет тот же…